Ангелы-хранители

– Да, – отозвался Трэвис. – Да, это пройдет.

Однако, судя по его тону, Трэвис, похоже, сомневался, что Эйнштейн когда-нибудь станет прежним.

Нора знала, о чем сейчас думает Трэвис: о проклятии Корнелла, в которое, по его утверждению, он не верил, но которого в глубине души по-прежнему до смерти боялся. Все, кого он любил, были обречены страдать и умереть молодыми. Всех, кто был ему дорог, он рано или поздно терял.

Конечно, все это была чепуха на постном масле, в которую Нора ни секунды не верила. И тем не менее Нора знала, как тяжело, разорвав узы прошлого, смотреть исключительно в будущее. Она сочувствовала Трэвису, потерявшему способность сохранять в данной ситуации хоть малую толику оптимизма. Но прямо сейчас у Норы не имелось никакой возможности помочь мужу выбраться из одиночного окопа его страданий. Она могла лишь поцеловать его, на секунду обняв, а затем отослать в постель, чтобы он хоть немного поспал.

Когда Трэвис ушел, Нора села на пол возле Эйнштейна:

– Мне нужно кое-что тебе сказать, мохнатая морда. Я подозреваю, что ты спишь и меня не слышишь, а если даже и не спишь, то все равно не поймешь. Возможно, ты больше никогда не будешь нас понимать. Поэтому я хочу сказать все сейчас, когда имеется хоть слабая надежда, что твой разум не пострадал.

Нора остановилась, сделала глубокий вдох и оглядела притихшую смотровую. Свет ламп тускло мерцал на инструментах из нержавеющей стали и стеклах эмалированных шкафов. В половине четвертого утра здесь было особенно одиноко.

Эйнштейн дышал с тихим присвистом, иногда из его груди вырывались хрипы. Он лежал неподвижно. И даже не дергал хвостом.

– Эйнштейн, я считаю тебя своим ангелом-хранителем. Именно так я тебя назвала, когда ты спас меня от Артура Стрека. Ты не только избавил меня от этого ужасного человека – ты избавил меня от одиночества, спас от страшного отчаяния. Ты спас Трэвиса от поселившегося в его душе мрака, свел нас вместе и, вообще, бесчисленное число раз был для нас идеальным ангелом-хранителем. Более того, ты, чистая душа, не просил ничего взамен за все то, что для нас сделал. Разве что немножко собачьего печенья да иногда кусочек торта. Но ты делал бы это и бескорыстно, даже если бы мы давали тебе только собачий корм. Ты делал это, потому что любил и наша любовь была для тебя достаточной наградой. И ты, мохнатая морда, такой, какой ты есть, преподал мне прекрасный урок, урок, который так просто не объяснишь… – У Норы перехватило горло, и она осталась молча сидеть возле своего друга, своего ребенка, своего учителя, своего ангела-хранителя. – Проклятье! Нет, мне необходимо найти нужные слова, потому что, возможно, это последний наш с тобой разговор, когда у меня еще сохранилась надежда, что ты способен меня понять. Похоже… ты научил меня быть твоим ангелом-хранителем и ангелом-хранителем Трэвиса. Ну а он, в свою очередь, тоже ангел-хранитель – мой и твой. И мы должны охранять друг друга, мы часовые, все мы, мы часовые, охраняющие наш внутренний свет от наступления тьмы. Ты научил меня, что каждый из нас кому-то нужен, хотя мы иногда и считаем себя никчемными, скучными и заурядными. Но если мы любим и позволяем себе быть любимыми… ну, любящий человек – самая большая ценность на земле, дороже всех сокровищ мира. Вот этому-то ты и научил меня, мохнатая морда, и благодаря тебе я никогда не буду прежней.

До самого утра Эйнштейн лежал не шелохнувшись – погрузившись в глубокий сон.

В субботу Джим Кин вел прием только в утренние часы. В полдень он закрыл вход в кабинет с боковой стороны своего большого уютного дома.

В течение всего утра Эйнштейн демонстрировал обнадеживающие признаки того, что он идет на поправку. Он стал пить воду и уже лежал на животе, а не безвольно на боку, как прежде. Подняв голову, он с интересом следил за происходящим в смотровой. Он даже съел полмиски мясной подливки с вбитым туда сырым яйцом и не срыгнул. Капельницы теперь были больше не нужны.

Однако он по-прежнему много спал. И реагировал на Нору с Трэвисом как обычная собака.

После ланча, когда Нора с Трэвисом пили с доктором Кином кофе у него на кухне, ветеринар вдруг со вздохом сказал:

– Что ж, пожалуй, мне не стоит больше с этим тянуть.

Достав из внутреннего кармана старой вытертой вельветовой куртки сложенный лист бумаги, доктор положил его перед Трэвисом.

В первую минуту Нора решила, что это счет за лечение Эйнштейна, но, когда Трэвис развернул бумагу, увидела, что это информационная листовка, которую распространяли те, кто разыскивал Эйнштейна.

У Трэвиса бессильно поникли плечи.

Нора с замиранием сердца придвинулась поближе к Трэвису, чтобы они могли прочесть листовку вместе. Листовка оказалась датирована прошлой неделей. Помимо описания собаки, был указан трехзначный номер, вытатуированный у нее в ухе. В листовке также говорилось, что в данный момент собака, скорее всего, находится в руках человека по имени Трэвис Корнелл и его жены Норы, которые, возможно, живут под другой фамилией. Внизу листовки приводились приметы Норы и Трэвиса, а также их фотографии.

– И когда вы об этом узнали?