Ангелы на каждый день

Возненавидел он, дескать, и ее любимые питейные местечки. Ее коктейли. Он уже не мог смотреть, как она с соломинкой в напомаженных губах склоняется к высокому разукрашенному бокалу. Короче, от его влюбленности не осталось и следа. Когда он сказал ей об этом, она стала обзывать его подонком и дрянью, но это только облегчило разрыв... Слушать подобные истории утомительно и увлекательно одновременно. Людские страсти словно лесной пожар: то пламя полыхает здесь, то через минуту — совсем в другом месте. Ха-ха! Тем не менее огонь, судя по всему, самый настоящий.

Все первое лето их знакомства Лида ходила в одних бермудах и майках; от кормления их вырезы совершенно вытянулись, так что ее груди были всегда у Филипа перед глазами. Несколько раз он даже попробовал материнского молока. В самом деле, скрытые в мужчинах биологические часы проснулись и в нем. Он захотел быть отцом: водить двойняшек играть в песочнице, угощать мороженым и катать, пристегнув к сиденьям, в своей машине. А еще приятнее вынимать их из машины: вот он осторожно, чтобы не поцарапать малышек, расстегивает ремень и, нежно подхватив их под мышки, вынимает из машины. При этом прижимает к себе и вдыхает аромат их головок, которые в то же время заботливо прикрывает рукой. А потом ставит их на землю и следит за их первыми неуверенными шажками...

Уже сейчас он представляет себе, как будет забирать их из детского сада, водить в школу и разные кружки.

— Якуб, Аничка, за вами папка пришел.

23. Нит-Гайяг

Я поджидаю пани Ярмилу в ее любимом кресле, лицом к двери. Как сказал апостол Павел: “Да будут двери вашего дома всегда открыты пришлецам, ибо многие из них могут быть ангелы...” Слышу ключ в замке, Ярмила входит. Я кажусь себе детективным персонажем из фильма, который на прошлой неделе шел по RTL[31]. Или единственным зрителем реалити-шоу. Название сегодняшней части — Материнское сердце... Ярмила переобувается, надевает сандалии на пробковой подошве и идет в кухню, где видит открытую коробку от цифровой камеры и бинокль, но особого внимания этим предметам не уделяет. Куда больше интересует ее, пообедал ли Зденек: она осматривает грязные тарелки и остатки пищи. Заглядывает и в мусорную корзину. Вид у нее озабоченный. Она становится напротив меня, снимает юбку, бросает ее мне на колени и начинает расстегивать кофту. Человеческую плоть я представляю себе, как сибирская лиса тропики, но, несмотря на это, понимаю, что в данную минуту разделяю мечту всех вуайеров, которым нравятся зрелые полные женщины. Ярмила поправляет задранную комбинацию и идет в гостиную. При виде раскинутых карт ее лицо проясняется; собрав их, она возвращается в кухню. Берет горсть сушеного шалфея, высыпает его в керамическую пепельницу и поджигает; затем всю колоду карт она четыре раза медленно проносит над дымом, чтобы очистить их от посторонних рук. Я слежу за ее действиями с живым интересом. Наша работа утомительная и в общем отупляющая, но все же не рутинная. В Средневековье обряд сожжения трав не удивил бы меня, однако десятью веками позже это весьма любопытное зрелище. Ярмила садится на тахту и разворачивает карты веером, который потом прижимает к сердцу.

— Всевышний, сделай так, чтобы каждое толкование, которое я открою в этих картах, ниспослало великую благодать мне и всем остальным. Прошу Тебя, помоги мне ясно услышать, увидеть и прочувствовать все вести, которые Ты хочешь через это толкование сообщить мне, — шепчет она. — Благодарствую, аминь.

Для тех, кто размышляет, человеческая жизнь — комедия; для тех, кто чувствует, — это трагедия, подчас говорит Гахамел. Я представляю себе Ярмилу на тридцать лет моложе, в белом свадебном платье. Я представляю себе похищенную невесту в прокуренном карлинском[32] трактире: взгляды завсегдатаев, смех, звон рюмок.

Проходит час.

Два часа.

Жениха нет как нет. Ее неуместно белое платье привлекает к себе внимание, вызывая смех и сочувствие.

Три часа.

Похитители, вдрызг пьяные, засыпают или в растерянности расходятся. Она остается одна. В глубине души она знает, что отец Зденека уже не придет, и все-таки, невзирая на это, продолжает молча сидеть в грязном трактире до самого закрытия.

Она вытаскивает из колоды первую карту — ангелицу по имени Ивонна, которая явно похожа на певицу Шер. Ее крылья украшают павлиньи глаза, а к белому облачению жмется маленький котенок.

— Вас связывают особые узы со зверушками, — поверяет она Ярмиле. — За вашими домашними любимцами на Земле и на Небе неусыпно следят ангелы.

Никаких домашних зверей Ярмила не держит, но, как ни странно, она не выглядит смущенной. Ее милое лицо улыбается. На следующей карте не ангел, а черный единорог, у которого вместо гривы развевается серебряный парик.

— Двигайтесь вперед, — велит он Ярмиле, чьи губы едва заметно шевелятся в тихом чтении.

Куда вперед? К свежим кнедликам? Или глубже в мракобесие?

— Нет, в эту минуту для вас нет ответа. Ожидайте чудесного решения.