Ангелы не плачут

— Однажды мне заказала вечернее платье одна наша знаменитая балерина. Я называла ее Очаровательная Сплетница. Господи, вы бы слышали, что она говорила на примерках! Худрук — художественный руководитель, — свинья, выстраивает спектакли так, чтобы она не попала на гастроли за границу. Режиссер — мерзавец и садист. Труппа — сборище бездарей и интриганов. Декораторы в сговоре с костюмерами, и все ради того, чтобы вышвырнуть из театра ее, Великую и Неповторимую. Она несла весь этот вздор совершенно не задумываясь и не испытывая к тем, кого она поносила, ровным счетом никакой ненависти, словно у нее в голове стоял маленький магнитофон, на который все это уже было кем-то заранее записано, а она только открывала рот. Был еще писатель. Вы его не знаете, так как он писал пропагандистскую ерунду про строителей и колхозниц, которую никто и тогда не читал. Он шил у меня костюм. В нем он должен был ехать получать в Кремль какую-то премию. Он мне делал такие намеки, я вам скажу! Такого похабника я еще не встречала. Дворник, наверное, выражался намного культурнее.

— Да, я помню его! — воскликнула Галя. — Помню, как он обхватил тебя, а ты отбивалась. Тогда я закричала и пнула его куда-то между ног.

— Да, да! — хохотала Зоя Даниловна. — Мы, женщины, знаете ли, Степа, интуитивно чувствуем, где у мужчин самое больное место. Бог мой, как он вопил! Он так орал, что я думала, все соседи сбегутся посмотреть, не убиваем ли мы кого швейной машинкой. К счастью, костюм был почти готов, и я отправила его этому старому фанфарону с курьером из Дома писателей. А ваша мама где работает?

— Поваром в ресторане, — ответил Степан. — Кстати, тут все настолько вкусно, что я вспоминаю мамину готовку.

— За это скажи спасибо Галочке. Лично у меня шить всегда получалось лучше, чем готовить. А Галочка с детства сама научилась стряпать. Теперь после одного ее обеда мне приходится неделю сидеть на пророщенной пшенице и обезжиренном кефире.

— Зато сколько я продуктов перепортила, пока училась. Однажды курицу жарила над плитой, насадив ее на деревянные щипцы, которыми бабушка горячее белье достает. Я же видела, как она курицу над огнем опаливает, вот и подумала, что курица так жарится…

— Щипцы, естественно, вспыхнули, — захлебываясь от смеха, подхватила Зоя Даниловна, — курица упала на конфорку и тоже начала гореть! Хорошо, что я вовремя вернулась домой. В квартире дым, вонь, тарарам! Думала, все! Пропала моя девочка!

— А я как-то в первом классе картошку решил пожарить. Начистил целую сковороду с горкой, посолил, налил масла. Но ее же надо изредка переворачивать. И давай эта картошка падать на пол. Я не растерялся, картошку подбирал метлой в совок и обратно на сковороду…

— Ой, какой ужас! — взвизгнула от смеха Зоя Даниловна и закрыла лицо платком.

Галя тоже так хохотала, что не заметила, как привалилась к плечу Степана.

Так они, смеясь и рассказывая друг другу истории, просидели за столом почти до самого вечера.

Единственный раз над столом повисла гнетущая тишина.

— А что, родители Гали не появятся сегодня? — спросил Степан.

Лицо Зои Даниловны окаменело, а в глазах Гали появился испуг.

— Нет, Степа, родители Гали давным-давно умерли, — сказала Зоя Даниловна.

— Простите, — смутился гость. — Я не знал.

— Нет-нет, ничего, все в порядке! — отмахнулась она и тут же перевела разговор на другую тему. — Ты был когда-нибудь в Москве?

— Я тут впервые.

— Ты не был в Москве? — изумилась бабушка таким тоном, словно человек, никогда не бывавший в столице, как минимум — уникальное явление природы. — Тогда тебе обязательно надо совершить экскурсию! Галя, надеюсь, ты поможешь молодому человеку? Здесь столько музеев, выставок…

— Бабуля, можно подумать, что ты везде побывала.

— Ну, не везде, но во многих местах. В Третьяковке была, в Большом театре, в различных музеях…

— В Мавзолее, — подсказала Галя.

— В Мавзолее… — повторила Зоя Даниловна. И когда Степан и Галя засмеялись, сама разозлилась со смехом, перестав напоминать чопорную даму:

— Тьфу на тебя! В Мавзолее я никогда не была. Что за удовольствие смотреть на покойника? Варварство какое-то!

— Неужели никогда не была? — допытывалась Галя. — В те времена все туда ходили.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что все мы тогда молились на коммунизм. Мы кое-что поддерживали, а в остальном просто старались держать рот на замке. И еще мы много работали. Ох, что-то я увлеклась! Еще Булгаков устами своего профессора Преображенского предупреждал, чтобы за столом не было разговоров о работе и о политике.

— «Собачье сердце»! — воскликнул Степан.

— Точно! Галя, неси свой фирменный пирог! Была не была! Пусть мне потом всю неделю будет плохо, но в такой компании грех не предаться веселому чревоугодию! Но сначала выпьем! — Зоя Даниловна подняла свой бокал. — За тебя, Степан. Ты прекрасный мальчик. Я это поняла с первого взгляда.