Ангелы не умирают (СИ)

— Тогда назовём это сочувствием? И, я не знаю, как ты, но сам я никогда не сочувствую тем, кто для меня пустое место. Если с кем-то мы делим чувства напополам, это значит, что нас связывает нечто большее, чем мы порою готовы признать.

Посмотри на меня, Катрин. Я не самый хороший человек на планете… ладно, я по многим показателям вообще не хороший человек. Но я никогда не нарушал данного слова. Никогда не бросал тех, кого просил мне довериться. Я могу причинить тебе боль, я могу быть невыносимым — могу быть разным, но, чтобы не случилось, я никогда тебя не брошу, не оставлю и не предам.

Положив ладонь на её руку, я тихонько сжал хрупкие пальчики:

— Можешь мне верить. Позволь разрушить стену, что стоит между нами. Не возводи её. Она нам ни к чему.

Её ресницы трепетали, как крылья бабочки. А губы походили на лепестки цветка — зимнего цветка, такого как гвоздики или каллы.

Катрин дышала прерывисто и неглубоко, будто только что быстро бежала, но дыхание её постепенно успокаивалось. Тело расслаблялось, будто оттаивая в моих руках.

Я старался быть нежным, а не страстным, интуитивно чувствуя, что первое ей сейчас куда важнее второго. Это было несложно. Её хрупкость, лёгкость, пугливость будила во мне желание покровительствовать и защищать. Хотелось как можно медленнее, как можно бережнее ввести её в царство любви; постепенно, не торопясь, показать все пленительные закоулки этой страны.

Словно трепетная, пугливая лань, готовая в любую секунду встрепенуться и сорваться с места, она поначалу лишь терпела мои лёгкие прикосновения. Потом я почувствовал отклик в её девственном, не знающим ласкающих прикосновений, теле.

Девственницы — с ними всегда сложно. Стоит слегка поспешить, проявить лёгкую небрежность или грубость и можно испортить всю симфонию страсти.

Я старался не увлекаться, чутко следить за реакциями Катрин, при этом не оставаться партнёром, занятым лишь анализом — в любви нет ничего хуже.

Для того, чтобы костёр разгорелся и грел, необходимо, чтобы дрова в топку летели с обеих сторон. Держать баланс между страстью и разумом отлично помогала нежность, что она во мне будила.

Её короткие вздохи, похожие на всхлипы я сцеловывал с нежных губ, как нектар. Гладкая кожа на щеках, нежнее шёлка — на шее. Мягкая аккуратная грудь, словно просящаяся в ладонь — мои руки с наслаждением изучали её тело. Маленькую ямку на шее, изгиб позвоночника на пояснице, словно специально созданный для того, чтобы легла ладонь, прижимая невесомое тело к себе, удерживая его на весу в тот момент, когда голова со светлыми волосами откидывается назад, будто в танце.

Тонкие щиколотки. Узкие бёдра.

И средоточие женственности, похожее на бутон нераспустившегося цветка, тугое, упругое, тёплое.

Причинять кому-то боль всегда не особенно приятно, если ты не садист. Но в такую ночь словно платишь дань за право быть первым после богов, сотворивших женщину женщиной.

Первым — или последним, завершающим процесс их творения.

В серых глазах на этот раз читалось удивление. И огонёк, тот самый, который был сейчас мне так нужен. Её дрожащая рука неуверенно коснулась моего предплечья. От этого прикосновения по коже распространилось тепло.

Почувствовав, как губы Катрин приоткрылись, я немедленно воспользовался этим, углубляя поцелуй, расширяя рамки дозволенного.

Язык её был влажным и сладким.

Оставшиеся мысли развеяло прахом.

Почти рыча, я сжал в объятиях податливое тело.

Во мне словно бы и не осталось никаких других желаний, кроме одного — ворваться, проникнуть, подчинить, насладиться.

Желание впитать в себя все соки её женского лона.

Мой язык двигался в её рту так, как я сам хотел двигаться в ней — безумно, тесно, влажно, и глубоко, не встречая сопротивления.

Жар, волна за волной, прокатывался по телу. Сердце колотилось бешено.

Грудь Катрин тоже судорожно спускалась и поднималась.

Раз за разом я целовал её сладкие губы, одновременно поднимая её юбку и расстёгивая свои брюки. Мой член налился кровью до такой степени что делалось больно.

Я видел её смущение. Видел страх в её глазах. Растрёпанные светлые волосы беспорядочно падали на спину.

Катрин явно не понимала, как вести себя в подобной ситуации, но я чувствовал, что её тело откликается на мои прикосновения и мою страсть, несмотря на её напряжение.

Мои поцелуи перешли на плечи.

Потом осторожно, боясь спугнуть, смутить, оттолкнуть, я коснулся губами нежной девичьей груди. Сначала легко, потом сжимая сильнее.

Когда я со всей жадностью припал к ним губами, Катрин откинула голову, не сдержав стона.

Языком я принялся играть быстро твердеющим соском. Её возбуждение передавалось мне, заводило. Мои губы впивались в её грудь, в то время как пальцы осторожно исследовали внутреннюю часть девичьих бёдер. Завитки волос под влажными трусиками были мягкими и нежными.

Катрин протестующе застонала, пытаясь отстраниться, сжать бёдра. Но это не помешало мне нащупать упругий бугорок между мягких складок её лона.