Ангелы Ойкумены

— Вам исключительно повезло, что вашими партнерами оказались мы. Гематры — единственная раса, которая может гарантировать сохранение тайны.

— Понимаю. Гематр не проговорится случайно.

— Еще мы хорошо считаем. Выгоды и убытки — в том числе. В случае разглашения никакие выгоды не компенсируют проблем для отступника.

— А как же почет и статус? Их-то не спрячешь! Иначе зачем они вообще нужны?

— Почетный знак коллантария. Он будет у всех, кто хоть раз выходил в большое тело. Но лишь посвященные будут знать, что он на самом деле означает.

Крисп в задумчивости трет лоб. Лицо его проясняется. На фоне лица гиганта Вселенная кажется особенно темной.

— Биоимплантант с кодированной пси-аурой. Такой не подделаешь. Специальный центр…

Он выдергивает из космоса планету, словно редиску, за хвост. Планета оборачивается зданием Центра Почета. Туда уже выстроилась очередь коллантариев. Слышны обрывки реплик:

— Ну, во-первых, это круто!

— Герои Ойкумены, наше будущее…

— Про скидку для коллантариев слышал?

— Что, правда?

— Туризм — двадцать процентов!

— …VIP-зона — бесплатно…

— VIP-зона? Фигня! Знаешь, как девки на нашего брата западают?

— «Ты со знаком? Встала раком…»

— Девки, скидки… Вы поправку к помпилианскому закону читали?

— Какую поправку?

Диктор зачитывает приятным баритоном:

— …также гражданам империи запрещается брать в рабство участников коллантов любой расовой принадлежности. Нарушение данного пункта влечет за собой уголовное наказание в виде каторжных работ сроком на двадцать лет по унифицированному летоисчислению…

Жестом Яффе стирает диктора в порошок.

— Колланты, — соглашается алам, — гордость, реноме и статья дохода империи. Логичный шаг — обезопасить всех без исключения коллантариев от возможных посягательств. Прямая и косвенная экономическая выгода. Рост имиджа Великой Помпилии на семнадцать с половиной процентов.

— При таких бонусах коллантарии за знаками бегом побегут! От наших мы их обезопасим… Вернее, наших от них. Только в коллант-центры народ тоже ломанется…

— Существуют тесты, процедура отсева…

— Ладно, — говорит помпилианец. — Справимся как-нибудь.

— Справимся, — кивает гематр.

В руке Яффе возникает влажная губка. Алам стирает Ойкумену со всеми ее звездами, планетами и туманностями. Мрак выцветает, бледнеет, теряет глубину. Но прежде, чем Ойкумена исчезнет окончательно, унтер-центурион Вибий произносит:

— Никакую тайну нельзя хранить вечно…

В голосе Криспа звучит труба — кажется, что ангел все-таки трубит, даже с заклеенным ртом.

III

Он мылся, как никогда в жизни.

Душевая в центре, куда их отвел молчаливый — его счастье! — медбрат, была истинно сеченской: чисто, но бедно. Великой Помпилией тут и не пахло, а пахло хлоркой, дезинфекцией, цветочным освежителем воздуха и чуть-чуть канализацией: барахлил затвор слива, что ли? Крисп разделся догола, если и удивляясь, так тому, что не испытывает ни малейшего стеснения, встал под ближайший душ, пустил воду и с минуту стоял под холодными, черт их дери, струями, чувствуя, как вода постепенно нагревается. Потом вслепую, не открывая глаз, нашарил мочалку и мыло.

И приступил.

Крисп Сабин Вибий хотел содрать с себя кожу. Невыносимо, думал он. Я невыносимо, чудовищно грязен. Воспоминания о совместном арт-трансе прилипли к телу, въелись в шкуру, оскверняя молодого унтер-центуриона самим фактом своего существования. Плесень, теснота, мужское тело, лежащее рядом — ерунда. Главное, это память об унижении империи, о смертельно опасных трещинах в фундаменте бытия — овцы с клыками, беззубые волки, поиск компромиссов, финт, угроза, отступление, атака, снова финт, и все ради чего? — лишь бы выгрызть, вырвать с мясом не победу, не сладостный триумф, но шаткое, ущербное равновесие.

Сеанс заплесневелой аналитики занял около двадцати минут. Выбравшись из ванной, Крисп тупо смотрел на часовой браслет-татуировку. Он готов был поклясться, что провел в грезах часов шесть, если не больше. Умер, воскрес, снова умер, целую жизнь разобрал по винтикам. Двадцать минут, надо же…

— Я скоро уйду, — сказал Яффе.

Он мылся в соседнем боксе. От Криспа гематра отделяла тонкая стенка, облицованная зеленой плиткой. Ударь кулаком — сломается.

— Возьмите образцы плесени: капсулы для хранения лежат в отделении под матовым козырьком. Автопломбировка, девять степеней защиты. Три капсулы я уже наполнил, они в кармане моего пальто. Еще три вы должны отправить на Октуберан, вашему начальству. Желательно курьером: время не ждет. Мой контактный номер возьмите у дежурного: я оставил.

— Почему дежурный? Почему вы не сбросили номер на мой уником?

— Я не знал, кто выйдет ко мне. Говоря откровенно, вас я не ждал. Сейчас я рад, что моим партнером по арт-трансу оказались именно вы.

— Рад? Скажите лучше: я рассчитал сорок бочек арестантов! Вы, любезный господин Вибий, подходите мне на хрен целых триста десятых процентов! Анонимный звонок в полицию — ваша работа? Вы хотели, чтобы мой… э-э… мой шеф…

— Марк Кай Тумидус, — уточнил Яффе, давая понять, что экивоки ни к чему. — Манипулярий Тумидус, племянник военного трибуна Тумидуса.