Ангелы Ойкумены

— Поставьте саблю на место.

— Почему? Это же гусарская сабля!

— Для вас она тяжеловата.

— Она всегда добивалась своего. Тогда я настоял, чтобы она репетировала с легкой шпагой. А теперь у нее снова сабля. Та самая! И белая кобыла… Карни собиралась играть в «Гусар-девице». Домашняя постановка, пьеса моего отца. Комедия! В ней счастливый финал…

— …Господи! Живой… Мой. Ничей больше.

Мягкие губы тыкаются в щеку, в усы, подбородок, шею. Тонкие руки превращаются в стальные обручи.

— Только мой. Мой ястреб…

— Она всегда была… Как это правильно сказать?

— Свободней? Раскованней?

— Да, свободней меня. Но я о другом. Я говорю: «она была»… Это правильно?

— А вы сами как считаете?

— Не знаю. Я говорю, что она была, и не верю себе.

— Ее не было?

— Она есть.

…Берег Бахиа-Деспедида. Карни — живой костер. Карни в дорожном платье, верхом. Сияют украшения — крошечные созвездия, сияют восторгом глаза, сияют небесные светила, окружив всадников кольцом огня…

— Какая красота!

Радужные сполохи флюорензий.

— Где включается, знаешь? Смотри: я запускаю тандем… И нечего меня трогать, сеньор. Не в борделе! Я буду показывать, а ты повторяй за мной…

Руки Карни. Кожа Карни. Запахи корицы, манго и горького шоколада. Карни только что с кухни: готовила пирог по рецепту мамаши Тай Гхе…

— Она училась готовить. Она старалась! К сожалению, у нее не получалось. В Эскалоне она привыкла к другой жизни. А здесь Хиззац, здесь…

— Да, я знаю эту поговорку.

— Простите, я болтаю всякие глупости. Я лгал ей, говорил: вкусно. Я совершенно не умею лгать! Я виноват перед ней. Она достойна лучшего…

…хлипкая, будто игрушечная веранда. Легкомысленный стол из пластика. Плетеные кресла. Ярко-розовый диск солнца. Черные силуэты пальм и глициний. Облака, подсвеченные снизу…

— Мне снилось, что я лечу в космосе. В большом теле, только одна.

«Тхе Лунг», местное вино. Кислятина. Пальцы ветра играют с волосами Карни.

— Будто всю жизнь тут жила, понимаешь? Скольжу по волнам, пью звездный свет… Ты пил «Аффектадо роса»? Не лезь целоваться, зеленый дракон! Ты огнем дышишь, ты сожжешь принцессу…

— Одна. В космосе. Всю жизнь… «Радуйся, — требовала она от меня. — Радуйся и благодари Господа за чудо!» Она свято верила в Господа и чудеса Его. О, если бы я умел так верить, как она! А еще она всегда добивалась своего. Я умею только биться. Я бьюсь, бьюсь, как в стенку, и ничего не добиваюсь. Что вы делаете? Больно!

— Я знаю.

— Но ведь больно же!

— Боюсь, Диего-сан, вам теперь часто будет больно. Может быть, до конца ваших дней. Вы ведь за этим пришли ко мне?

IV

В дыму свистели осколки.

Камень плясал в обнимку с металлом. Защитники Бравильянки, оглушенные взрывами и беспрерывной канонадой, ослепшие от дыма и пыли, не слышали этого свиста. Мало кто успевал разглядеть посланцев смерти, что вреза́лись в стены домов и брусчатку мостовых, выбивали черепицу из крыш. Те же, кто успевал, ничего не могли рассказать остальным: осколки косили людей, что твою траву. Единственное спасение — укрыться за каменными стенами. А там сиди, обхватив голову руками, и моли Создателя, чтобы очередная бомба не угодила прямиком в твое убежище.

Генерал Лефевр подтянул дальнобойную артиллерию. Теперь его канониры, пьяные и веселые, расстреливали Бравильянку с закрытых позиций за холмами. Ответного огня канониры не боялись. Маломощные пушки бравильянцев не добивали до их позиций.

— Первая и вторая батареи — беглый огонь по стене! Ядрами! — распорядился майор Бурже, командир отдельного артиллерийского дивизиона тяжелых гаубиц. — Третья и четвертая батареи — беглый огонь по ближним кварталам! Бомбами!