Ангелы опустошения. Книга 1

Затем настает последний день Опустошения — "На крыльях быстрых как медитация" мир со щелчком становится на место когда я просыпаюсь (или "быстрых как мысли о любви") — Старая корка от бекона до сих пор валяется во дворе где бурундучки клевали и щипали ее всю неделю показывая свои миленькие беленькие пузики а иногда вставая застыв в трансе — Прилетели чудные вякающие птицы и голуби и ободрали начисто всю голубику у меня с травы — твари воздушные питаются от плодов травяных, как предсказано — мою голубику, это их голубика — каждая ягодка что я взял себе была бы с арбуз у них в кладовой — я лишил их двенадцати товарных составов — последний день на Опустошении, будет достаточно легко трещать и трещать — Теперь я иду на Омерзение и шлюхи вопят требуя горячей воды — Это все уходит еще к Джарри Вагнеру, то что я здесь, он показывал мне как лазить в горы (Маттерхорн сумасшедшей Осенью 1955 года когда все на Норт-Биче завывали от напряга религиозного бита и битового возбуждения зловещей кульминацией которого стало самоубийство Розмари, история уже рассказанная в этой Легенде) — Джарри, как я уже сказал, показавший мне как надо покупать рюкзак, пончо, пуховый спальник, походный кухонный набор и уходить в горы с таежным запасом изюма и орехов в мешочке — мой мешок прорезиненный изнутри и поэтому в предпоследнюю ночь на Опустошении когда я беру немного пожевать из него на десерт он, этот резиновый привкус изюма и орешков, возвращает мне целый потоп причин которые привели меня на Опустошение и в Горы, всю идею целиком которую мы разрабатывали вместе в долгих походах касательно "рюкзачной революции" с по всей Америке "миллионами Бродяг Дхармы" уходящими в горы медитировать и игнорировать общество О Йя Йои Йа дайте мне общество, дайте мне прелестнолицых шлюх с грузномускулистыми плечами полными богатого жирка и толстыми жемчужными щеками их руки засунуты вниз между юбок и голых ног (ах коленки с ямочками и да ямочки на лодыжке) вопящих "Agua Caliente" своей мадам, лямочки их платьев спадают чуть ли не до локтя поэтому одна туго стянутая грудь видна чуть ли не вся, сила броска природы, и видишь маленький мясистый уголок ляжки где она встречается с подколенкой и видишь тьму которая уходит под — Не то чтобы Джарри отвергал все это, но довольно! довольно скал и деревьев и гарцующих птичек! Я хочу уйти туда где есть лампы и телефоны и смятые кушетки с женщинами на них, где есть густые толстые ковры для пальчиков ног, где драма бушует вся бездумная ибо в конце концов То-Что-Проездом-Через-Всё попросит ли того или иного? — Что я стану делать со снегом? Я имею в виду с настоящим снегом, который в сентябре становится как лед и я больше не могу уминать его в своих ведрах — Уж лучше я развяжу на спине завязки рыжеволосым дорогой Боженька и пойду бродить вдоль краснокирпичных стен вероломной сансары чем этот безрассудный шероховатый хребет полный жуков жалящих в гармонии и таинственных земных рокотов — Ах достаточно милы полуденные дремы когда я бухался в траву, в Молчании, вслушиваясь в радарную тайну — и достаточно милы последние закаты когда наконец я знал что они последние, опадающие словно совершенные красные моря за зазубренные скалы — Нет, Мехико в субботу вечером, ага у меня в комнате с шоколадными конфетами в коробке и Босуэлловским Джонсоном и ночником, или Париж Осенним днем наблюдая за детишками и их няньками в продуваемом ветром парке с чугунной оградой и старинным заиндевевшим памятником — ага, могила Бальзака — В Опустошении. Опустошение вызубрено, и под яростью мира где все тайно хорошо опустошения нет -

46