Читаем Ангелы опустошения. Книга 1 полностью

В китайском ресторане в кабинке я заказываю поджаренное на сковороде чау-мейн[6] и врубаюсь в китайскую официантку и в более молоденькую и красивую официантку-филиппинку и те наблюдают за мною и я наблюдаю за ними но теряюсь в своем чау-мейне и плачу по счету и ухожу, слегка дурной — Никак не возможно мне сегодня вечером на свете заполучить девчонку, в гостиницу ее не пустят да она бы и все равно не пошла, я осознаю что я просто старая ебота 34 лет и никому все равно в постель со мной не хочется, бичара со Скид-Роу с винищем между зубами и в джинсах и в грязном старье, кому до него дело? На улице везде и тут и там другие типы вроде меня — Но вот я вхожу в гостиницу и заходит чистенький инвалид с женщиной, они поднимаются на лифте, и час спустя после того как я вылез из своей горячей ванны и отдохнул и приготовился ложиться спать я слышу как они скрипят кроватью в соседнем номере в натуральном сексуальном экстазе — "Должно быть это зависит от способа," думаю я, и засыпаю бездевчоночье и девчонки танцуют в моих снах — Ах Рай! подари мне жену!

А в жизни у меня уже было две жены и я отослал прочь одну и сбежал от другой, и сотни любовниц-девчонок и каждая из них предана или выдрючена мною каким-то образом, когда я был молод и открытолиц и не стыдился просить — Теперь я гляжу на свою зеркальную хмурую рожу и она отвратительна — У нас в чреслах секс н мы скитаемся под звездами по жестким тротуарам, мостовая и битое стекло не приемлют нашего нежного позыва, нашего нежного доверия — Везде тусклые лица, бездомные, безлюбые, по всему миру, омерзительные, переулки ночи, мастурбация (старик лет 60 которого я однажды видел мастурбирующим два часа кряду у себя в камере в Миллз-Отеле в Нью-Йорке) — (Там ничего не было кроме бумаги — и боли — )

Ах, я думаю, но где-то впереди в ночи ведь ждет меня милая красотка, которая подойдет и возьмет меня за руку, быть может во вторник — и я спою ей и снова стану чистым и буду как молодой стреломечущий Готама борющийся за ее награду — Слишком поздно! Все мои друзья стареют жиреют и становятся уродами, и я вместе с ними, и ничего там нет кроме ожиданий которые не выгорают — и Пустота Свое Возьмет.

Хвала Господу, если не можете оттягиваться обратитесь к религии.

Пока они не воссоздадут заново рай на земле, Дни Совершенной Природы и мы не будем бродить везде нагими и целоваться в садах и ходить на церемонии посвященные Богу Любви в Парк Встреч Великой Любви, во Всемирном Святилище Любви — До тех пор, бродяги -

Бродяги -

Ничего кроме бродяг -

Я засыпаю, и это не сон в вершинногорной хижине, он в комнате, снаружи уличное движение, глупый чокнутый город, заря, субботнее утро входит серым и опустошенным — Я просыпаюсь и умываюсь и выхожу поесть.

Улицы пусты, я забредаю не туда, среди складов, по субботам никто не работает, несколько унылых филиппинцев идут по улице обгоняют меня — Где же мой завтрак?

И еще я понимаю что мои мозоли (с горы) стали теперь настолько хуже что я не смогу ехать стопом, не смогу взвалить этот рюкзак себе на спину и пройти две мили за город — на юг — Я решаю доехать автобусом до Сан-Франциско и ну его все на фиг.

Может там мне найдется любимая.

У меня куча денег а деньги это всего лишь деньги.

А что будет делать Коди когда я доберусь до Фриско? А Ирвин а Саймон а Лазарь а Кевин? А девчонки? Никаких больше летних грез, пойду и увижу что на самом деле припасено у «реальности» для «меня» -

"К черту Скид-Роу." Я поднимаюсь на холм и дальше и сразу же отыскиваю превосходный ресторан самообслуживания где сам себе наливаешь кофе столько раз сколько захочешь и платишь за него как тебе честь велит и берешь сам себе бекон с яичницей у стойки и ешь за столиками, где приблудные газеты кормят меня новостями -

Человек за прилавком так добр! "Как вам яичницу поджарить, сэр?"

"Глазуньей."

"Есть сэр, сейчас сделаем," и все его принадлежности и сковородки и лопаточки чисты просто загляденье, вот действительно верующий человек кто не позволит ночи обескуражить себя — ужасной битобутылочной безсексной нутряной ночи — но проснется наутро и запоет и пойдет на свою работу и будет готовить еду для людей и удостаивать их титула «сэр» впридачу — И яйца выходят изысканными и нежными и картофель шнурочками, и гренки хрусткими и на них много масла, растаявшего, и щетина, Ах, я сижу и ем и пью кофе у большого зеркального стекла во все окно, выглядывая на пустую унылую улицу — Пустую если не считать одного человека в добротном твидовом костюме и добротных ботинках идущего куда-то: "Ах, вот счастливый человек, он хорошо одевается, он верующе идет по утренней улице — "

Я беру свой бумажный стаканчик с виноградным желе и намазываю желе на гренок, выдавливая его, и выпиваю еще чашку горячего кофе — Все будет хорошо, опустошение оно везде опустошение и опустошение это все что у нас есть и опустошение это не так уж плохо -

В газетах я вижу где Мики Мэнтл не побьет рекорд Бэйба Рута по хоум-ранам. Ну ничего. Билли Мэйз сделает это на следующий год.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза