Я выхожу и пускаюсь по улице переходя на Колумбус и Кирни, рядом с Варварским Берегом, и бродяга в длинном бичевском пальто выпевает мне "Когда мы в Нью-Йорке переходим улицы мы их переходим! — Не хрен мне тут ждать!" — И оба мы рвем через дорогу и перебегаем прямо среди машин и перепуливаемся фразами про Нью-Йорк — Потом я добираюсь до Погребка и запрыгиваю в него, крутые деревянные ступеньки, в обширном зале погреба, сразу направо комната с баром и эстрадкой-отэем где теперь когда я возвращаюсь Джек Мингер дует в трубу а у него за спиной Билл безумный светловолосый пианист знаток музыки, на барабанах этот грустный паренек с потным симпатичным лицом у которого такой безрассудный бит и крепкие запястья, а на басу я не могу разглядеть кто там покачивается в темноте с бородой — Тот или иной чокнутый Вигмо — но это не сейшен, это постоянная группа, слишком рано, вернусь попозже, я уже слышал все идеи Джека Мингера до единой у него одного вместе с группой, но сначала (пока я просто заглянул в книжную лавку оглядеться) (и девушка по имени Соня симпатично подошла ко мне, лет 17, и сказала: "О ты знаешь Рафаэля? Ему деньги нужны, он ждет у меня дома") (а Рафаэль это старый мой нью-йоркский кореш) (а еще про Соню будет потом), я вбегаю туда и уже собираюсь развернуться и свингануть оттуда как вижу кошака похожего на Рафаэля, в темных очках, он под самой эстрадой разговаривает с какой-то чувихой, поэтому я подбегаю (быстрыми шагами) (чтобы не лажать бита музыкантам пока те лабают себе дальше) (какую-то песнюшку типа "Слишком Рано") смотрю прямо вниз убедиться что это Рафаэль, едва не опрокидываюсь, глядя на него вверх тормашками, пока он ничего не замечает болтая со своей девчонкой, и я вижу что это не Рафаэль и обламываюсь — Поэтому трубач играющий свое соло недоумевает что это такое он видит, зная меня издавна как вечно сумасшедшего, что вбежал поглядеть на кого-то вверх тормашками а затем выбежал — Я несусь в Чайнатаун пожрать и возвращаюсь на сейшен. Креветки! Цыпленок! Свиные ребрышки! Захожу к Сунь Хьонг Хунгу и сажусь там у их нового бара заказывая холодные пива у невероятно чистоплотного бармена который не перестает протирать стойку и полировать стаканы и даже промакивает пару раз под моим пивом и говорю ему "У вас славный чистенький бар," и он отвечает "Совсем новый" -
Тем временем я ищу кабинку куда можно сесть — ничего нет — поэтому я поднимаюсь наверх и сажусь в большую семейною кабину с портьерами но меня оттуда вышвыривают ("Вам тут сидеть не положено, это для семей, для больших компаний") (потом они не подходят и не обслуживают меня пока я жду) поэтому я шкрябаю стулом вылезаю и топаю вниз быстренько на тихих ножках и беру себе столик и говорю официанту "Пускай ко мне никто не садится, я люблю есть один" (в ресторанах, естественно) — Креветки в коричневом соусе, цыпленок с кэрри, кисло-сладкие свиные ребрышки, в обеде по китайскому меню, я ем его запивая еще одним пивом, обалденнейщая еда едва могу доесть — но заканчиваю все подчистую, плачу и отваливаю — К парку теперь уже на исходе дня где детишки играют в песочницах и на качелях, да старики таращатся на скамейках — Я подхожу и сажусь.
Китайская детвора разыгрывает большущие драмы в песке — Тем временем отец сзывает трех разных малышей и уводит их домой — В тюрьму что через дорогу входят фараоны. Воскресенье в Сан-Франциско.
Бородатый востробородый патриарх кивает мне затем подсаживается к своему древнему приятелю и они начинают громко беседовать по-русски. Я могу отличить на слух их ольски-дольские окончания, нет?
Потом я неспешно шагаю в собирающейся прохладе и иду я сквозь сумерки улочек Чайнатауна как уже собирался сделать на Опустошении, подмигивают красивенькие неонки, лица в магазинах, гирлянды лампочек через всю Грант-Стрит, Пагоды.
Я иду к себе в номер и немножко отдыхаю на кровати, курю, слушаю звуки доносящиеся через окно со двора Отеля Белл, шумы посуды и машин и китайской речи — Все это один большой стенающий мир, повсюду, даже в моей собственной комнате есть этот звук, интенсивное звучание ревущей тишины которое шипит у меня в ушах и бьется в алмазное восприяние — Я отпускаюсь и чувствую как меня покидает мое астральное тело, и лежу там в совершеннейшем трансе, зря сквозь все. Оно все белое.
Это традиция северного пляжа, Роб Доннелли делал так в бродвейской гостинице и отплывал и видел целые миры и возвращался и просыпался в своей комнате в постели, весь одетый на выход -
Вероятнее всего, к тому же, старина Роб, в четкой кепочке Мэла Дамлетта набекрень, будет сидеть в погребке уже сейчас -