Читаем Ангелы опустошения. Книга 1 полностью

Я рассекаю в своих новых райски мягких синих парусиновых ботинках ("Фу, такие педики носят!" замечает Рафаэль на следующий день) и глядь! по другой стороне улицы спускается бородатый Ирвин Гарден — Ух ты! — Я ору свищу и машу, он меня видит и всплескивает руками округлив глаза и бежит ко мне поперек потока машин своей особенной газоцкой трусцой, шлепая ногами — но лицо его неимоверно и серьезно в окружении огромной торжественной авраамовой бороды а глаза тверды в своем свечном блеске вечно влюбленных глазниц, а его чувственный пухлый рот виднеется сквозь бороду как надутые губки старых пророков готовых что-то изречь — Давным-давно я просек его как такого еврейского пророка завывающего у последней стены, теперь это уже стало официальным, в Нью-Йорк Таймс о нем только что поместили большую статью упомянув и об этом — Автор «Воя», большой дикой написанной свободным стихом поэмы про всех нас начинающейся со строк: -

"Я видел лучшие умы моего поколения уничтоженные безумьем" — и т. д.

Но я так и не знаю что он имеет в виду под безумным, ну как бы, у него было как-то ночью в гарлемской квартирке в 1948 году видение "гигантской машины опускающейся с небес", большой голубки ковчега из его воображения, и он продолжает повторять "Но ты осознаешь то состояние ума в котором я был — у тебя когда-нибудь на самом деле было настоящее видение?"

"Конечно, в каком смысла?"

Я никогда не понимаю к чему он клонит и иногда подозреваю что он переродившийся Иисус из Назарета, иногда я свирепею и думаю что он всего лишь бедный бес Достоевского в обносках, что хихикает в комнате — Ранний идеализированный герой моих дней, который возник на сцене моей жизни в 17 — Я помню странность твердости тона его голоса еще тогда — Он говорит низко, отчетливо, возбужденно — но выглядит слегка затраханным всем этим сан-францисским возбуждением которое если уж на то пошло вымотает меня в 24 часа — "Угадай кто сейчас в городе?"

"Я знаю, Рафаэль — Я как раз иду туда чтобы встретиться с ним и с Коди."

"С Коди? — где?"

"На хате у Чака Бермана — там все — Я опоздал — пошли скорей."

Мы болтаем о миллионе легко забываемых маленьких штучек пока несемся, чуть ли не бежим по тротуару — Джек Опустошения лодыжка в лодыжду шагает со своим бородатым соотечественником — мои розы ждут — "Мы с Саймоном едем в Европу!" объявляет он. "Чего б тебе с нами не поехать? Мать оставила мне тысячу долларов. Еще тысячу я накопил! Мы все поедем поглядеть Странный Старый Свет!"

"Я не против" — "У меня тоже есть несколько баксов — С таким же успехом — Пора вроде, а старина?"

Ибо Ирвин и я обсуждали и грезили Европой, и разумеется читали все, вплоть до "плача на старых камнях Европы" Достоевского и канав-напитанных-символами ранних возбуждений Рембо когда вместе писали стихи и жрали картофельный суп (1944) в Студгородке Колумбии, вплоть до Жене и героев-апашей — вплоть до печальных мечтаний самого Ирвина о призрачных визитах в Европу всю промокшую от застарелой мороси и скорби, и стоя на Эйфелевой Башне чувствуя себя глупо и упадочно — приобняв друг друга за плечи мы спешим на горку прямо к двери Чака Бермана, стучимся и входим — Там на кушетке Ричард де Чили, как и предсказывалось, оборачивается одарить нас слабой ухмылкой — Еще пара кошаков с Чаком в кухне, один чокнутый индеец с черными волосами которому нужна мелочь сгонять за пузырем, французский канадец как и я, мы поговорили с ним вчера вечером в Погребке и он крикнул мне "Пока браток!" — На сей раз это "Доброе утро браток!" и мы все там тусуемся, пока нет никакого Рафаэля, Ирвин предлагает нам спуститься в хеповую кофейню и повстречаться со всеми там -

"Все они всё равно туда придут"

Но там никого нет поэтому мы направляемся в книжную лавку и бац! вверх по Гранту шагает Рафаэль своей размашистой походкой Джона Гарфилда и болтает руками, говорит что-то и вопит подходя к нам, весь разрываясь от стихов, мы все орем одновременно — Топчемся на месте втыкаясь друг в друга, через дороги, вниз по улицам, ища где бы попить кофе -

Заходим в кофейную точку (на Бродвее) и усаживаемся в кабинку и вот наружу вылезают все стихи и книги и бах! тут подходит рыжая девчонка а у нее за спиной Коди -

"Джексон маальчик мооой" говорит Коди как обычно изображая старых железнодорожных проводников У.К.Филдза -

"Коди! Эгей! Садись! Ух ты! Все происходит!"

Ибо оно подходит, оно всегда подходит великими вибрирующими временами.

79

Но это всего лишь простое утро на свете, и официантка приносит простой кофе, и все наши возбуждения просты и закончатся.

"Кто девчонка?"

"Это безумная барышня из Сиэттла которая слышала как мы читали там стихи прошлой зимой и приехала на своем МГ вместе с еще одной девчонкой, хотят оттопыриться," сообщает мне Ирвин. Он знает все.

Та говорит "Откуда этот Дулуоз берет всю свою витальность?"

Витальность, фигальность, к полуночным ревущим пивам я уже буду готов еще на год -

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза