Ангелы опустошения. Книга 2

Он даже не слышит чтоб ответить — "Если б у тебя на голове была корона тебя пришлось бы повесить еще быстрее." Обратно наверху в квартире он начинает дразнить сучку возбуждая ее: "Ох какой у нас черный сочащийся зад…"

Происходит декабрьская пурга. Приезжает Рут Эриксон, как договаривались, и они с Нессой все говорят и говорят пока мы с Жюльеном проскальзываем к нему в спальню и спускаемся по пожарной лестнице в снегу чтоб шваркнуть по бару добавить пшеничной с содовой. Я вижу как он проворно спрыгивает подо мной, поэтому сам предпринимаю такой же легкий прыжок. Но он-то уже так раньше делал. С этой раскачивающейся пожарной лестницы до тротуара десятифутовый пролет и падая я это соображаю но недостаточно быстро, и переворачиваюсь в полете и приземляюсь прямо на собственную башку. Тресь! Жюльен приподнимает меня с окровавленной головой. "И все это лишь ради того чтоб сбежать от баб? Дулуоз ты выглядишь лучше когда весь в крови."

"Это все дурная кровь вытекает," добавляет он в баре, но в Жюльене ничего жестокого нет, только справедливое. "В старой Англии из них кровь шла как сумасшедшая" а когда он начинает замечать гримасу боли у меня на лице то преисполняется сочувствия.

"Ах бедный Джек" (прислонив свою голову к моей, как Ирвин, по тем же самым и все же не по тем же причинам), "надо было тебе остаться где б ты ни был прежде чем приехал сюда — " Он подзывает бармена и просит меркурохром обработать мою рану. "Старина Джек," есть и такие времена когда он становится абсолютно кроток в моем присутствии и ему хочется знать что я на самом деле думаю, или же он на самом деле думает. "Твои мнения теперь ценны." Первый раз когда мы с ним встретились в 1944 году я подумал что он вредный молодой говнюк, и единственный раз когда я обкурился конопли при нем то предугадал что он против меня, но поскольку мы постоянно были пьяны… и все же. Жюльен с его прищуренными зелеными глазами и стройной жилистой мужской силой Тайрона Пауэра колотит меня. "Поехали поглядим на твою девчонку." Мы берем такси к Рут Хипер по снегу а как только входим и она видит что я пьян то вцепляется пятерней мне в волосы, дергает, выдирает несколько волосин из моего места такого важного для расчесывания и принимается лупить меня кулаками по физиономии. Жюльен сидит и обзывает ее «Тяжеловесихой». Поэтому мы снова сваливаем.

"Тяжеловесихе ты не нравишься, чувак," бодро говорит Жюльен в такси. Мы возвращаемся к его жене и к Эриксон которые до сих пор разговаривают. Божже, величайшим из писателей что когда-либо жили придется быть женщине.

33

Потом подходит время вечерней программы по ТВ поэтому мы с Нессой готовим больше пшеничных с Коками в кухне, выносим их позвякивая к огню, и мы все подтаскиваем стулья к телеэкрану посмотреть Кларка Гэйбла и Джин Харлоу в картине о каучуковых плантациях в 1930-е годы, клетка попугая, Джин Харлоу чистит ее, говорит Попугаю: "Что же ты ел, цемент?" и мы все ревем от хохота.[23]

"Господи таких картин больше не снимают" говорит Жюльен потягивая свой напиток, покручивая усы.

Начинается Совсем Поздний фильм про Скотланд-Ярд. Мы с Жюльеном совсем затихли смотря наши старинные истории а Несса смеется. Все с чем ей приходилось сталкиваться в ее предыдущей жизни это детские коляски и дагерротипы. Мы наблюдаем как Ллойд Лондонского Оборотня высерается из-за дверей с косой ухмылкой: -

"Этот сукин сын и двух центов бы тебе не дал для твоей собственной матери!" вопит Жюльен.

"Даже с сеткой от кровати," добавляю я.

"Повесить его в Турецких Банях!" ранит Жюльен.

"Или в Иннисфри."

"Подкинь еще полешко в огонь, Мазз," говорит Жюльен, «Дазз» это к детям, к Мазз Мамочке, что она и делает с великим удовольствием. Наши киношные грезы прерываются посетителями из его конторы: Тим Фосетт вопящий поскольку глух: -

"Бож-же! Та телеграмма ЮПИ в которой рассказывается об одной мамочке которая была шлюхой и которой приходилось иметь дело со всем кошмаром маленького ублюдка!"

"Ну так маленький ублюдок ведь умер."

"Умер? Он снес себе череп подчистую в номере гостиницы в Гаррисбурге!"