Ангелы опустошения. Книга 2

Но я увидел в конце концов парижанку своей мечты в пустом баре где прихлебывал кофе. Работал там только один человек, приятный на вид парень, и тут входит прелестная парижанка такой медленной чарующей походочкой мол-некуда-идти, руки в карманах, говоря, просто "Ca va? La vie?"[50] Очевидно бывшие любовники.

"Qui. Comme ci comme ca."[51] И она бросает ему такую вялую улыбку которая стоит больше чем все ее нагое тело, по-настоящему философскую улыбку, ленивую и амурную и готовую ко всему, даже к дождливым дням, или шляпкам на Набережной, ренуаровская женщина которой больше нечего делать кроме как зайти навестить своего старого возлюбленного и поддеть его расспросами о жизни. Такую мождо увидеть даже в Ошкоше однако, или в Лесистых Холмах, но что за походка, что за ленивая грация как будто любовник преследовал ее на велосипеде от самого депо а ей и дела не было. Песни Эдит Пиаф выражают такой тип парижанки, целые дни за ласканием волос, на самом деле скука, кончающаяся внезапными ссорами из-за денег на шубку которые взлетают из окна так громко что даже печальная старая Сюртэ в конце концов приходит пожать плечами по поводу трагедии и красоты, зная все время что это ни трагично ни прекрасно а просто скука в Париже и любовь потому что больше нечем заняться, в самом деле — Парижские любовники смахивают пот и разламывают длинные булки в миллионе миль от Гёттердаммерунга за Марной (я полагаю) (никогда так и не встретившись с МарленДитрих на Берлинской Улице) -

Я приезжаю в Лондон вечером. Вокзал Виктория, и сразу же иду в бар под названием «Шекспир». Но с таким же успехом я мог бы зайти к Шраффту: — белые скатерти, тихонько позвякивающие бармены, дубовые панели среди плакатов Стаута, официанты в смокингах, тьфу. Я вылетаю оттуда как можно скорее и иду слоняться по ночным улицам Лондона с этим мешком по-прежнему у меня за плечами а бобби наблюдают за тем как я прохожу с этой странной неподвижной ухмылочкой которую я так хорошо помню, которая говорит: "Вот он, под самым носом, Джек-Потрошитель вернулся на место своих преступлений. Пригляди-ка тут за ним пока я звякну Инспектору."

61

Может их тоже едва ли можно винить потому что пока я гулял сквозь туманы Челси в поисках чипсов с рыбой один бобби шел в полуквартале впереди, лишь смутно я мог различить его спину и высокую каскетку, и содрогающийся стих пришел мне на ум: "Кто задушит бобби в тумане?" (уж и не знаю почему, лишь потому что стоял туман и его спина была повернутая ко мне и ботинки мои были молчаливыми пустынными башмаками на мягкой подошве как ботинки у разбойников) — А на границе, то есть на таможне Английского Канала (Ньюхейвен) они все оделяли меня странными взглядами как будто знали меня и поскольку у меня в кармане было всего пятнадцать шиллингов (2 доллара) они чуть было не запретили мне въезжать в Англию вообще, уступив лишь когда я предъявил им доказательства того что я американский писатель. Даже тогда, однако, бобики стояли наблюдая за мной с той слабой злобной полуулыбкой, мудро потирая челюстями, даже кивая, будто хотели сказать "Мы уже видали таких прежде" хотя если б я был с Джоном Бэнксом меня бы давно засадили в кутузку.

Из Челси я повлек свой горестные мешок по всему центру Лондона в туманной ночи, закончив изможденным на Флит-Стрит где ей-Богу видел старого 55-летнего Жюльена из Таймс покручивавшего ус совсем как Жюльен (которой шотландского происхождения), спешившего на мелькающих ногах газетчика в ближайший паб, Король Луд, пениться на пива из бочек Британии — Под уличным фонарем прямо там где прогуливались Джонсон и Босуэлл, вот идет он, в твидовом костюме, "все знает" и прочее, позабавленный новостями Эдинбурга, Фолклендов и Лайра.