Беглецы скоро скрылись. Казаки подъехали к их брошенному обозу. На подводах было много награбленного добра, а рядом испуганно жались связанные пленники, в основном женщины и дети.
— Вы кто? — спросил князь.
Полонянники молчали.
— Видать, не наши, — смекнул Силай. — Эй, знает кто по-русски?
— Я знаю, — отозвался пожилой мужик.
— Кто вы? — повторил князь.
— Буртасы[8]
, мокшане, есть и русские.— А что невеселы? — хмыкнул Силай. — Мы ж вас освободили.
Мужик вздохнул:
— А что веселиться? От татар вы нас отбили — это хорошо, пуще татарской неволи ничего не бывает. Но ведь и вы не отпустите, закабалите. Оно, конечно, русская неволя несравнима с татарской, но и у вас в холопах ходить невелика радость.
— Зря вы так, — покачал головой Даниил. — Мы вас отпустим, только куда вы в зиму пойдёте? Пока до дома доберётесь, перемёрзнете.
— Правда твоя, добрый человек, — согласился мужик. — Но что делать? А вы-то сами куда направляетесь?
— Мы дальше в степь, догонять этих разбойников! — заявил Конь.
Силай неодобрительно поморщился:
— Ищи теперь ветра в поле. Возвращаться надо, люди помёрзнут.
— А брат?! — побледнел Конь.
— Твой брат или уже убит, или опять в полон попал, только уже не к Маркелу, а к татарам. А может, ещё и возвратится.
— Подождём немного, — решил князь, — и пойдём обратно, по своему следу, как сюда шли. Медленно пойдём. Вепрь, коли живой, догонит.
Подождали. Наконец Даниил скомандовал:
— Пора, а то бедняги уже замерзают. Надо проводить их в наш лагерь, там и укроются, и отогреются.
Голос Коня дрогнул:
— Вот сорвиголова!.. Ладно, поехали, пока добрых людей не заморозили.
Он расстелил свою бурку на повозке, посадил на неё троих ребятишек, укрыл их другой полой бурки. Вожжи взял один из пленников, и поехали обратно. Конь всё время оглядывался, отставал, потом снова догонял обоз... Уже почти стемнело, когда достигли места вчерашней ночёвки у обрывистого берега Воронежа. Переночевать решили здесь же.
— Если до утра твой брат не вернётся, — вздохнул Силай, — значит, опять пропал.
— Значит, пропал... — уронил голову Конь.
Набрали дров, развели костры. Недавние пленники отогрелись, поели из припасов, обнаруженных на повозках. То там, то тут слышалась русская речь.
— А притворялись немыми, — упрекнул полонянников князь.
— Боялись, — пояснили те, — что вы нас в кабалу возьмёте.
— Для холопа главный язык — кнут! — рассмеялся Силай, и чужаки испуганно умолкли. — Да не волнуйтесь, — заметил их замешательство Силай. — Мы — казаки, и холопы нам ни к чему.
— Казмаки?
— Ну пускай казмаки. Так нас татары называют.
Вроде бы все согрелись, поели. Но в сторонке, особняком сидела девушка лет шестнадцати. Она была худа, плохо одета и вся дрожала, как лист на ветру.
— Холодно? — подошёл к ней Конь.
— Холодно, — прошептала девушка.
Бурку Конь уже отдал ребятам — снял зипун и укутал в него девушку.
— А сам?
— Мне всё равно не спать, у костра согреюсь. Брата жду.
— А где он?
— За татарами погнался.
— Может, ещё вернётся... — Глаза девушки слипались, голова упала на грудь.
«Простынет», — подумал Конь и, сняв шапку, надел на девушку, которая уже крепко спала.
Силай в это время подбросил в костёр дров, и огонь, разгоревшись, осветил лицо спящей. И такой она показалась Коню красивой и нежной, что аж сердце у парня заныло. Даже про брата забыл...
Всю ночь Конь не сомкнул глаз, а утром буркнул Силаю:
— Нету Вепря. И где теперь его искать?
— Один раз нашёлся, найдётся и другой, — успокоил Силай, а к Коню подошла девушка, сняла и протянула зипун.
— Да что ты, милая! — замахал руками Конь. — Бери-бери, я холода не боюсь.
Обоз снова тронулся вверх по течению Воронежа. Конь надеялся, что Вепрь ещё догонит их, но проехали одно поприще, другое, а брата всё не было.
— Теперь уж не догонит, — вздохнул и Силай. — Ты не замёрз?
— Нет.
Силай помолчал и вдруг озорно прищурился:
— А хороша девчонка!
Конь покраснел:
— Угу.
— Как зовут-то?
— Ещё не знаю.
— Ну, дома узнаешь.
Конь потупился:
— Узнаю...
Глава одиннадцатая