Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина

Я как заслышала первое Божественное слово – ангельскою речью оно мне показалось. «Волною морскою»[38], – начетчик в медную кандию ударил три раза – вот и весь пасхальный звон! А у нас-то, у нас-то! Церкви Божии народом полны. По всей Руси красный звон льется. Прислушайся, кажется: до нас, до горемычных, через пустую степь долетит! Нет, не долетит: далеко. Как услышала я «Христос воскресе из мертвых!» – слезы у меня градом полились. Служба кончилась. Все стали христосоваться. Макар Максимыч мой подошел ко мне: «Христос воскресе!» – и трижды мы облобызались. И тут он мне впервые показался – будто и законный муж, родной человек. Рада я ему была: есть мне кому ответное Христово слово сказать: «Воистину воскресе!» Тут подошел к нам Парфен Никитич, я у конюха его видела, и другие русские, христосовались по чину. Вот какая мне радость была!

А вышли наружу: тихо. Ночь. Я обернулась в родную сторону и про себя сказала: «Христос воскресе!»

Домой пришли. Я девочке своей говорю: «Христос воскресе!» Она ручками мне в ответ поиграла. Душа ее младенческая с ангелами Христову дню радовались.

Павел Мельников-Печерский

Из романа «В лесах»

Часть 2, глава 7 (отрывок)

Совсем захлопоталась Аксинья Захаровна. Глаз почти не смыкая после длинного «стоянья» Великой Субботы, отправленного в моленной при большом стеченье богомольцев, целый день в суетах бегала она по дому. То в стряпущую заглянет, хорошо ль куличи пекутся, то в моленной надо посмотреть, как Евпраксеюшка с Парашей лампады да иконы чистят, крепко ль вставляют в подсвечники ослопные свечи и достаточно ль чистых горшков для горячих углей и росного ладана они приготовили… Из моленной в боковушу к Насте забежит поглядеть, как она с Матренушкой крашены яйца по блюдам раскладывает. С ранней зари по всему дому беготня, суетня ни на минуту не стихала… Даже часы Великой Субботы Евпраксеюшка одна прочитала. Аксинья Захаровна только и забежала в моленну послушать паремью с припевом: «Славно бо прославися!..»

Стало смеркаться, все помаленьку успокоилось. Аксинья Захаровна всем была довольна… Везде удача, какой и не чаяла… В часовне иконы и лампады как жар горят, все выметено, прибрано, вычищено, скамьи коврами накрыты, на длинном столе, крытом камчатною скатертью, стоят фарфоровые блюда с красными яйцами, с белоснежною пасхой и пышными куличами; весь пол моленной густо усыпан можжевельником… Одна беда, попа не доспели, придется на такой великий праздник сиротскую службу отправить… В стряпущей тоже все удалось: пироги не подгорели, юха курячья с шафраном сварилась на удивленье, солонина с гусиными полотками под чабром вышла отличная, а индюшку рассольную да рябчиков под лимоны и кума Никитишна не лучше бы, пожалуй, сготовила. Благодушествует хозяюшка… И пошла было она к себе в боковушу, успокоиться до утрени, но, увидав Патапа Максимыча в раздумье, стала перед ним.

– Ты бы, Максимыч, прилег покуда, – молвила она. – Часок, другой, третий соснул бы до утрени-то.

Патап Максимыч поднял голову. Лицо его было ясно, радостно, а на глазах сверкала слеза. Не то грусть, не то сердечная забота виднелась на крутом высоком челе его.

– Присядь, старуха, посоветовать хочу.

Ни слова не молвив, села Аксинья Захаровна возле мужа.

– Я все об Настенке, – сказал он. – Что ни толкуй, пора ее под венец.

– Нашел время про скоромные дела говорить. Такие ли дни? – ответила Аксинья Захаровна.

– Не про худо говорю, – молвил Патап Максимыч. – Доброму слову всякий день место… Жениха подыскал…

– Кого еще?

– Да хоть бы Алексея, – молвил Патап Максимыч.

Аксинья Захаровна всплеснула руками да так и застыла на месте.

– В уме ли ты, Максимыч? – вскрикнула она.

– А ты не верещи, как свинья под ножом… Ей говорят: «советовать хочу», а она верещать!.. – еще громче крикнул Патап Максимыч. – Услышать могут, помешать… – сдержанно прибавил он.

– Да я так, Максимыч… – сробев, ответила Аксинья Захаровна. – В ум взять не могу!.. Хорошего человека дочь, а за мужика!..

– А сама ты за какого князя выходила? – сказал Патап Максимыч.

– Как же ты его к себе приравнял, Максимыч? – молвила Аксинья Захаровна. – Ведь он что? Нищий, по наймам ходит…

– Жена богатство принесет, – отвечал Па-тап Максимыч. – Зачнут хозяйствовать богаче, чем мы с тобой зачинали…

Встал Патап Максимыч, к окну подошел. Ночь темная, небо черное, по небу все звезды, звезды – счету им нет. Тихо мерцают, будто играют в бесконечной своей высоте. Задумчиво глядит Патап Максимыч то в темную даль, то в звездное небо. Глубоко вздохнув, обратился к Аксинье Захаровне:

– Помнишь, как в первый раз мы встречали с тобой великий Христов праздник?.. Такая же ночь была, так же звезды сияли… Небеса веселились, земля радовалась, люди праздновали… А мы с тобой в слезах у гробика стояли…

Прослезилась Аксинья Захаровна, вспомня давно потерянного первенца.