Ангелы уходят не прощаясь

Он потоптался на месте, пытаясь продолжить разговор, но из этого ничего не получилось. Повернувшись, пошел в сторону сада. Из машины донесся крик сына

— Па, ты чего? Никого ведь нет, поехали обратно. Может, к футболу успеем, — и для верности посигналил.

— Сейчас, сынок, сейчас, как-то угодливо, будто виновен в чем-то, ответил он. — Ты выйди, разомнись.

Кругом простирались бескрайние поля. Где-то в вышине звонко пел жаворонок. Надо же, подумалось ему, когда здесь жил, все недосуг было посмотреть вокруг. Прав оказался отец: помянешь еще меня, сын, однажды позовет тебя земля. Позовет, — и никуда от этого не денешься. Говорил, когда провожал меня в город. А я спорил с ним…
Мысли его были прерваны сигналами, которые настойчиво подавал Стас. В тишине, стоявшей вокруг, они казались особенно громкими.

— Иду, иду.

Солнце катилось к закату. Машина плавно катила по автостраде. Чувствуя приближение дома, оживился Стас.

— Дома расскажем — обсмеются, — весело тараторил он. — Ехали к тете Поле, а приехали в поле. Ха-ха. Но ты особо не расстраивайся, мы из этих гостинцев дома пир устроим, так что все в порядке. Бензина только жалко, правда, — и не дождавшись ответа, сделал еще одну попытку вовлечь отца в разговор:

— А как эта деревня называется? Название чудное, забываю все. И вдруг осекся, увидев, как по лицу отца, внезапно посеревшем, текли слезы.

— Пап, ты чего это? Я же не хотел… Я же не думал… Прости.

— Ничего, Стасик, я не обижаюсь. Это я… Это моя…

Что хотел сказать отец, сын так и не понял. А тот неумело вытер слезы, дал машине газ и произнес глухим голосом, словно прощаясь с кем-то навеки:

— Кибень… Кибень называется.

— Подпишите, пожалуйста.

— С удовольствием. Скажите, кому?

— Наташе.

— Какое у вас красивое имя.

— Это не мне. Одной девушке. Ей нравятся ваши книги.

— Спасибо. А вам, нравятся? — подписывая, спросил писатель.

— Еще не читала.

— Ну, а как вам вечер? — странно, но слегка пьяный от успеха писатель, которому люди уже сказали столько теплых слов, очень хотел услышать похвалу и от этой особы.

— Нормально, — спокойно ответила она, — вот только…

— Говорите, не стесняйтесь!

— Да я не из застенчивых, просто не знаю, нужно ли это вам…

— Не совсем понял вас, — слукавил писатель.

— Может, вы только похвалы слушать любите?

— Почему только похвалы? Критика — это тоже… хорошо.

— Вы и впрямь так считаете?

— Да, соврал писатель.

Женщина вдруг посмотрела ему прямо в глаза, а затем улыбнулась:

— Наташка сказала бы: «Не верю!»

— Станиславский тоже, — стал раздражаться писатель, чувствуя, что незнакомка видит его насквозь. Ему действительно не нравилась критика, более того, он ее терпеть не мог. Впрочем, герой вечера нашел в себе силы улыбнуться:

— Услышать из уст такой красивой женщины…

— Не продолжайте! — резко отозвалась та, — вы не должны говорить банальностей. Никогда.

— Это еще почему?