Ангелы во брони

– Меня зовут Любовь Николаевна. Прошу обращаться на «вы».

«Товарищ по несчастью» приближался к Любе все теснее и теснее. Болезненно худой, небритый, одетый в линялую футболку – он был явно не в ее вкусе. Ко всему прочему излишне говорливый. То, что их заперли в одной комнате, было досадным стечением обстоятельств.

– Очень хорошо, Любовь Николаевна. А меня вы не узнаете? – осведомился «товарищ по несчастью».

Люба в который раз оглядела мужчину. В качестве подследственного он ей не встречался, это абсолютно точно. В качестве сослуживца тем более. Кто-то из адвокатских? Нет, ни в коем случае! Родственник кого-то из подследственных?

– Ну разве вы ни разу не слышали моих песен? – уточнил «товарищ».

– Нет, – покачала головой Люба. – Я, знаете ли, попсой не увлекаюсь.

– Тогда разрешите представиться – Туберкулез! – «Товарищ» по-театральному поклонился, вытянулся по стойке «смирно» и даже шаркнул ножкой.

– Что? – не поняла Люба.

– Певец Туберкулез, сокращенно Туб. Для вас, уважаемая, просто Миша.

– Миша Туб. – Люба невольно усмехнулась. – И что вы поете?

– Я пою… Пою строго об определенных вещах – о неразделенной любви, душевных метаниях, поисках параллельных пространств, морской романтике, птичьем гриппе, казаках, борьбе интеллигенции со звуковым барьером, Годзилле, Борисе Борисовиче, третьей улице Строителей и тараканах. И более ни о чем другом!

– Очень интересно! – отозвалась Люба.

– Но, к сожалению, моей самой популярной песней являются дурацкие куплеты, которые я сочинил в ранней юности. Помните:

У меня была подруга, я ее любил.

Она перднула в постели, я ее убил.

– Ужасно, правда? – тут же переспросил Туб, не дав Любе опомниться.

Надо сказать, что даже банальнейшая пошлость звучала из уст певца элегантно, с какой-то оригинальной, не лишенной обаяния интонацией. Видимо, за счет этого Туб и снискал в свое время широкую популярность.

– Видимо, что-то автобиографическое? – улыбнулась Люба.

Улыбка получилась отчасти брезгливой. Подобное «творчество» женщину никогда не трогало.

– Ну вот, поставленная цель мною достигнута, вы уже смеетесь! – со сдержанным торжеством в голосе сказал Туб. – А теперь столь же весело выполняйте то, что я вам скажу.

Голос Туба при этом совсем не изменился.

– Если, конечно, хотите отсюда выбраться! – добавил он и быстрым движением разорвал правую штанину своих брюк.

И тут же извлек тоненький металлический предмет, похожий на линейку. Следующим быстрым движением Туб с помощью тоненькой линейки вырезал оконное стекло.

– Третий этаж, потолки высоченные, – прокомментировал ситуацию Туб, кивнув на лишенное стекла окно. – Плюс ветер. Эти придурки забыли меня обыскать, но сквозняк могут заметить. Лазать по стенке умеете?

При этих словах из той же разорванной штанины Миша Туб извлек небольшой моток веревки.

– Спецснаряжение, – пояснил он. – Выдерживает около ста килограммов. В вас ведь, Любовь Николаевна, немного меньше? Полезете первая!

В иной ситуации Люба могла и обидеться, ответить соответствующими словами. Не сто в ней и даже не восемьдесят пять, это даже слабовидящему заметно. Тем не менее приказ худого небритого Миши обсуждать она не стала.

Молчаливое ожидание затягивалось. Никаких событий не происходило, телефоны молчали, телевизионных новостей также не было; чтобы окончательно не впасть в тоску, Максим начал потихоньку жонглировать разными предметами. Делал он это на редкость ловко – на плечо и на голову он поставил по стакану и начал подбрасывать серебряные чайные ложки. Периодически он ловил одну из ложек плечом или головой, таким образом, что стаканы лишь слегка дрожали, и ложка неизменно оказывалась в одном из них. Как только обе ложки оказались в стаканах, Максим начал жонглировать стаканами и ложками одновременно. Затем один стакан вновь оказался у Максима на голове, второй на плече, ложка вновь была поймана «плечевым» стаканом, Максим собирался поймать последнюю ложку, но вдруг Николай, до этого спокойно наблюдавший номер своего бывшего рядового, сделал молниеносное движение, выбросил ногу в сторону Максимовой головы, сбил таким образом ложку, почти приземлившуюся в стакан. И тут же поймал ее в собственный третий стакан, который до этого держал в руках, отхлебывая из него минеральную воду.

– Вам обоим в цирк надо было, – пару раз хлопнув в ладоши, дал комментарий Руслан.

– И тебе тоже. Третьим, – кивнул Водорезов.

– Может быть.

– Цирка нам в ближайшее время хватит, – усмехнулся Максим.

– А ты резких движений больше не делай… Иначе пристрелить тебя придется, циркач-командир, – мило улыбнулся Руслан.

Генрих не торопился расставаться с оружием, вещал же при этом следующее:

– Вокруг Угря сжимается кольцо. Ты сам, Александр Геннадьевич, это понимаешь. Он ведь нервничал последние дни. Морда вся так ходуном и ходила. Что мы имеем теперь? Труп Угря, на который повесят всех собак и, таким образом, успокоятся. Твой приятель – мент Яковлев первый заткнется.

– Не знаю, не знаю…

– А я знаю! Рубим все концы и становимся во главе. Всего этого концерна… Или картеля?!