Ангелы времени

Гаргантюа объявил о наборе рабочих для прокладки широкой туннельной дороги, соединяющей город и Лабораторию. В самой лаборатории под руководством Гильгамеша теперь работало не менее шести сотен человек, реабилитировавшихся ученых и исследователей.

Бургомистр упразднил свое пресловутое разведывательное консульство с его неизменными пирами, открыл ларцы личного казначейства и пустил в оборот все замороженные денежные знаки, какие только существовали в мирах Нектарной. Теперь к местной валюте — гранатовым кристаллам, с риском добывавшимся в кратерных рудниках на поверхности, добавились старые мировые эквиваленты.

Гаргантюа сподобился также на идею провести гражданский референдум об официальном присвоении городу-притону названия Город Ангелов. Референдум успешно стартовал и в ближайшие дни должен был завершиться.

Немаловажным событием стало в городе и то, что теперь здесь поселилось несколько сотен бывших послушников Храма Лиловых Тог, прошедших нейроквантовое инъекцирование. Все еще не доверяя теократам, Гаргантюа приказал своим тайным агентам переключиться на присмотр за этими пока еще «подозрительными субьектами». Субьекты, в большинстве своем молодые люди до двадцати пяти лет, накакой вредоносной религиозной активностью себя не проявляли, скорей наоборот — их «голодные» тела устремились на сексуальное «инъекцирование» и всяческое желание причаститься к «мировому злу», дабы через это лучше познать в себе природу с лихвой внушенного им «добра».

В таком особом равновесии и жил последнее время подземный город-притон.

Значительно большее беспокойство все-таки сидело в голове бургомистра, да и не только в его… Что будет со Второй и Первой Лунами? Не приведет ли отсутствие Пестрой Мары к какой-нибудь космической катастрофе, не столкнутся ли обе спутницы ныне переселившейся планеты друг с другом?

Поэтому, когда Гаргантюа получил системное сообщение от мэтра Гомера о том, что тот летит на встречу с Гильгамешем, и на борту брига Звездный Архитектор, автор Великого Приговора, Рамзес Имраэль, и летят они с Гнилого Яблока, бургомистр сначала растерялся до невозможности, но потом, в какой-то момент, старая закваска опытного правителя взяла верх.

Он понял, что от него требуется, или скорей уверил себя, что понял. Безопасность. Обеспечить безопасность, даже теперь, когда явных врагов или недоброжелателей на Второй Луне нужно было поискать…

Бриг Голиафа Блистательного зашел на терминал Лаборатории, пройдя силовой купол на антиграве, приземлился на спусковую шахтовую площадку и уже спустя пять минут был припаркован в подземной стоянке кораблей.

Гильгамеш, который не покидал Лабораторию с тех самых пор, как впервые вошел сюда четыре месяца назад, ждал гостей, и особенно, конечно, одного из них. Он всегда знал, что такая встреча состоится, что Парламент и все здравомыслящие люди придут к необходимости соединить двух гениев, от которых, как теперь выясняется, зависело и прошлое, и настоящее, и будущее. Гильгамеш был готов. Готов передать эстафету.

У Рамзеса Имраэля от всего услышанного от Гомера и его друзей кружилась голова. Он отчетливо понимал, что его науке пришел конец. Все стройное здание Вселенского зодчества рассыпалось перед его внутренним взором. Имраэль не находил ни одного устойчивого места, ни одной надежной формулы. Нейроквантовое поле ниспровергало их, разрушало с волшебной легкостью.

Автор Великого Приговора поймал себя на том, что начинает видеть в голове целые новые математические модели и эта уже подзабытая им способность влюбляет в себя его мозг, но влюбляя, она кричит и корчится, как одержимая женщина в руках психиатров.

Гильгамеш вошел в свою приемную, когда гости уже расположились в креслах. Увидев тонкого юношу с глубокими выразительными глазами, гибким телом и как-то по особенному сосредоточенного на приходящих к нему невидимых силах, Имраэль встал. Поднялись все. Рыжий Гаргантюа вошел вслед за Гильгамешем.

Гильгамеш подошел к Гомеру. Обнял его.

— Твое красноречие и твоя дипломатия берет неприступные стены, Дамиан! Поздравляю. Я это знал. Госпожа Геле! Голиаф! Моисей! — Гильгамеш поклонился с улыбкой. — Мои лучшие друзья! Простите мне мое затворничество. Уверен, что все миры Нектарной сейчас гудят как пчелиные ульи, ну разве что исключая Гнилое Яблоко… Вы так не думаете, господин Автор Великого Приговора? Разрешите мне пожать вам руку. Мы ведь с вами знакомились когда-то на балах Их Королевских Величеств…

— Да, — кивнул Имраэль. — Но сейчас вас трудно узнать…

— Меня всегда было трудно узнать. А помните какую-нибудь из моих проделок?

— Боюсь, что нет, господин Гильгамеш.

— Однажды я прошел по залу и попросил всех известных дам влепить мне пощечину и после каждой из них я изображал маской физиономию какого-нибудь их любовника и читал при этом стихи. Вы стояли в стороне и один не смеялись. Вы уже тогда знали, кто я, кроме шута.

— Да, знал. Но ваша наука мне казалась похожей на медицинскую мистику. Я безумно ошибался.

— По этой причине вы никогда не хотели войти в тайный орден ученых? — Гильгамеш казался лукавым.