Фанк-Брентано посчитал, что Мариньи являлся автором или, по крайней мере, главным вдохновителем «передачи земель Фландрии», но в подтверждение своему высказыванию не сослался ни на один источник, подразумевая, само собой, что такое активное участие Мариньи в заключении договора было в порядке вещей: поскольку, как предполагал Фанк-Брентано
[1246]и как в этом труде показали мы, Ангерран был настоящим министром по делам Фландрии. Вполне возможно, что автор книгиУпоминания об этом мы нашли только в
Это кажется нам более вероятным, чем рассказ как таковой, включенный в описание этого происшествия. На деле, граф сознательно выдвинул против Ангеррана лживое обвинение в мошенничестве: он прекрасно знал, что в договоре от 11 июля 1312 г., от которого он в ближайшее время отказался, составив специальную грамоту, но позже не упомянул об этом отказе, впрочем, формальном.
[1252]Но даже не отказываясь, граф 25 декабря 1313 г. утратил бы свое право на города, поскольку так и не выплатил штраф, наложенный на него Понтуазским договором. Следовательно, в недобросовестности графа не осталось сомнений. И в качестве поручителя за свои слова он выбрал того, кто уже не мог ему противоречить: он сослался на обещание Мариньи, который умер пять лет тому назад. Если Людовик Неверский выдвинул обвинение против Ногаре, поскольку оно звучало правдоподобно и за пределами государства, Роберт Бетюнский обвинил Мариньи, так как это никого не могло удивить: [1253]здравствовавшие враги Ангеррана с радостью засвидетельствовали бы его двуличие; более того, при дворе всем было известно, что автором договора 1312 г. был Мариньи. В другой ситуации Роберт Бетюнский не осмелился бы предпринять подобных действий. Обещание Мариньи сделать все возможное, чтобы вернуть графу его города, само собой, выдумал сам граф, так как подписанные им 13 июля 1312 г. бумаги не оставляли ему никакой надежды. В любом случае, мы абсолютно уверены в том, что такая выгодная для французского монарха сделка, как Понтуазский договор, была делом рук Мариньи.Добавим также, что факт присутствия Мариньи в Понтуазе во время предварительного обсуждения и заключения договора не вызывает более никаких сомнений. В июле 1312 г. в Понтуазе король пообещал возместить ему расходы, которое Ангерран выплатил с собственного имущества братьям де Сансеррам,
[1254]а 12 июля, в промежутке между заключением договора и отказом графа выполнять статьи о передаче городов, Мариньи находился в Мобюиссоне, то есть на расстоянии нескольких сот метров от Понтуазы, где составлял акт о прощении для Ажена. [1255]По словам Жана де Сен-Виктора, канцлер Фландрии отказался поставить свою подпись на договоре: таким образом, сказал он, граф лишал себя наследства.
[1256]Даже если это было не совсем так, по крайней мере, этот анекдот является отражением того, что в действительности думало и говорило о происходящем большинство высокопоставленных лиц при Фландрском дворе. [1257]Копию договора графа тем не менее 1 августа 1312 г. получил не Ангерран, [1258]а Ногаре. Так же верно и то, что обмен грамотами между Жераром де Фреленом и хранителем печати Филиппа Красивого состоялся в Этрепаньи, [1259]тогда как король и Мариньи находились неподалеку, в Лоншане, как и то, что передача бумаг Ногаре была простой формальностью, с точки зрения дипломатии, не имевшей абсолютно никакого значения.