Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Более не возвращаясь к теме даров, сделанных служащим отеля, упомянем несколько случаев предоставления ренты, которые имели отношение как к казне, опустошая ее, так и к домену, с которого она выплачивалась. – Мариньи добился официального оформления подобных выплат для различных аббатств: 300 парижских ливров ренты аббатству Пресвятой Богоматери в Булонь-сюр-Мер,[765] 100 парижских су ренты для аббатства Ла Круа-Сен-Лефруа с тем, чтобы, монахи могли распоряжаться этими доходами по своему усмотрению;[766] 100 ливров ренты были предоставлены королем Бек-Эллуэну в процессе обмена;[767] для королевских служащих: 50 ливров ренты Филиппу де Грандуэ[768] и еще одна рента Николя де Понт-Одемеру.[769] Кроме того, иногда Мариньи распоряжался не только предоставлять кому-либо ренту с части королевского домена, но и передавать домениальное имущество в дар. Получатели этого дара ничем не отличались от тех, кто получал ренту: один из конфискованных в пользу домена домов был передан монахиням Немура;[770] имущество Мишеля Пуатевинца, попавшее во владения короля, перешло к Николя д'Эрменонвилю, королевскому казначею в Тулузе;[771] конфискованную у Ангеррана Бека землю – по приговору, к которому имел отношение и Мариньи, поскольку именно он составил прошение о помиловании упомянутого Бека, содержавшее в себе также приказ о конфискации имущества этого беглеца,[772] – спустя десять месяцев отдали во владение Урри Германцу;[773] фьеф в Безевилле, который передали королю в уплату штрафа, достался казначею Гильому дю Буа.[774]

Помимо того, что выгоду от этих предприятий получали аббатства или королевские служащие, необходимо отметить, что все владения – и переданные в дар, и те, на основе которых выделялась рента, – лишь недавно были присоединены к королевскому домену либо по наследству, либо конфискованы.

Следы нескольких домениальных операций обнаруживаются также и в связи с процессом образования домена самого Ангеррана. Так, он распорядился составить королевскую грамоту, согласно которой вместо прав в Буа-Геру некая Маго Портшап получала такие же права в Ридонском лесу,[775] подобно тому как, несомненно, не без участия Мариньи, произошел обмен принадлежащих Гю де Сен-Пьеру прав в том же Буа-Геру;[776] он также распорядился, чтобы приходы Нотр-Дам де Парк и Кропю относились к сержантери Баквиль, который принадлежал владельцу на правах фьефа, чтобы компенсировать владельцу этого округа дар, сделанный ему же, Ангеррану де Мариньи, состоявший из нескольких приходов округа.[777]

Очевидно, что домениальный интерес присутствовал в тех случаях, когда Ангерран вел дела о наследстве, представляя королевскую персону: в подобных случаях главной задачей являлась защита феодальных прав суверена и предоставляемой ими выгоды. Предполагая, что судебный процесс 1311 г. между сеньором де Фьенном и его сестрами по поводу их наследства, на котором Мариньи вместе с Гильомом Фландрским, Людовиком Неверским и Робером Де Касселем выступал в качестве третейского судьи, имел некий политический подтекст,[778] необходимо помнить о том, что всякая деятельность Мариньи во Фландрии была направлена только лишь на защиту и укрепление феодальных и суверенных прав короля, от которого зависел получаемый им доход, а также на увеличение государственного домена, касалось ли дело Мортаня, Турне, Лилля, Дуэ или Бетюна.

Тем не менее несомненно, что и в некоторых других случаях Мариньи приходилось выступать в качестве третейского судьи в делах о разделе наследства точно так же, как и любому другому рыцарю короля. Так, в августе 1308 г. он вместе с Анри де Сюлли разрешал дело о наследовании имущества своего предшественника Гуго де Бувиля,[779] а в июне 1311 г. был вынужден руководить соглашением наследников своего коллеги Пьера де Шамбли по поводу нормандских земель.[780]