Надо признать, что, хотя пейзажи Поволжья довольно однообразны, они настолько красивы, и река до такой степени величественно огибает покрытые лесами горы и мысы, выступающие как на берегах Норт-Девона[356]
, что от них невозможно оторвать глаз. Выше по течению вид примерно такой же, как вблизи Самары, ниже он более открытый, а в конце прекрасного плеса вдали возникает Архангельское[357]. Дорога при выезде из Балаково идет по низине на небольшом расстоянии от реки и густо покрыта дубняком. Петляя по нему, дорога с равнин, замечательных все тем же коичнево-золотистым лесом, постепенно приблизилась к высокому кряжу, откуда мы в одночасье по крутому склону спустились к Волгску. Сгущались сумерки, и среди смутных очертаний домов замерцали огни города. Сияние редких звезд, пробивавшееся сквозь облака, озаряло широкое русло реки, по которой сновали туда-сюда лодки рыбаков, и свет фонарей их напоминал огни святого Эльма. Почтовая станция Волгска была самой ухоженной и лучшей из всех, что мы встречали на этом шоссе, а ее хозяин и его жена – невероятно любезными. Если бы я обладал способностью видеть будущее, то наверняка бы предположил некую мистическую связь этого обстоятельства с гостеприимным приемом нас в Астрахани, которая – но тогда я этого не знал! – фактически принадлежит мистеру Сапожникоффу[358]. Но как бы то ни было, нужно признать, что его щедрость и энтузиазм позволили превратить этот город в привлекательный даже для проезжающих. Мистер Сапожникофф много сделал для Астрахани, и, кроме всего прочего, недавно построил в ней на свои средства церковь.Фонари на экипажах обычно используются только на шоссе, поэтому ямщики страдают не от темноты, а от этого искусственного света. Когда мы выехали из Волгска, луна не показывалась, было пасмурно и так темно, что вознице пришлось воспользоваться нашим маленьким ручным фонарем. Встретив на пути шаткий мостик или резкий поворот, он спешивался и, держа в руке этот фонарь, вел упряжку под уздцы. Наш ямщик был не из трусливых и почти все время гнал лошадей рысью, так что мы достаточно быстро проскочили этот участок пути. К счастью, дождя не было, хотя гремел гром. На следующей почтовой станции, Ключи[359]
, почтмейстер тянул с предоставлением нам лошадей, но мы настояли на этом. Так как наш ямщик не имел опыта ночной езды, мы предпочти взять более опытного. Замечу, что путешествующие в это время зачастую могут рассчитывать на лучшую упряжку и возничего, а сам факт прибытия на станцию ночью, когда большинство людей спит, восхищает почтмейстеров. Утром мы наткнулись на экипаж, в котором в Астрахань ехали два человека, но, заблудившись в темноте в горах, они были вынуждены распрячь своих лошадей и заночевать прямо на дороге.Следующим вечером, 4 октября, мы оказались почти в таком же положении, поскольку на последнем перегоне перед Саратовом ночь наступила раньше наших ожиданий, поэтому, сделав пару резких и не вполне понятных разворотов на месте, ямщик шепотом признался, что сбился с пути. И тут вновь пригодился наш фонарь, ибо, несмотря на плохие мосты и скверную дорогу, наш возница, оказавшийся ненамного лучше предыдущего, смог найти дорогу. Маленькая свечка в фонаре быстро сгорела и нас окутала кромешеная тьма. Но в этот миг как раз зажглись звезды, и через пару часов, уже в полночь, мы уплетали превосходную еду в качестве единственных постояльцев большого русского отеля в Саратове.
Он, как и большинство городов Нижнего Поволжья, некогда был пограничной заставой, но сейчас стал средоточием земледелия и торговли. Столетие назад здесь по обоим берегам реки была невозделанная степь, и первопоселенцы на восточной стороне жили в постоянном страхе перед набегами башкир и киргизцев. Эти народности, как и калмыки до своего ухода в 1771 г., не просто грабили и уничтожали имущество, а при любой возможности похищали местное население для продажи в качестве рабов в Центральную Азию.
Немецкие колонии, основанные на Волге Екатериной II для заселения этих мест и поощрения колонизации восточных окраин империи, простираются от Саратова до Сарепты, что ниже Царицына. Вероятно, во многом благодаря немцам здесь производят хлопчатобумажные ткани, плавят железо, строят мельницы для зерна, выращиваемого в окрестностях и доставляемого потом на Каспий и Азов. Удивительно, но колонисты практически не смешиваются с русскими, сохраняют свой язык, обычаи и привычки. Русские тоже такие, но ни знаменитая аккуратность немцев, ни их смекалка и домовитость, по-видимому, русским не передались. Немцы считаются колонистами, а их поселения – колониями, ибо они здесь чужие среди чужих и всегда помнят о своей родине.