Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Закупка провизии, свечей, шведских спичек, бумаги, бечевок, гвоздей и т. д. – ибо в дороге этого не найдешь – заняла все утро, но уже между двенадцатью и тринадцатью часами 5 октября мы отправились в путь, надеясь, что доберемся до Астрахани довольно быстро. Кстати, шведские спички в России являются контрабандой[360] – нет, их не трудно раздобыть, но они продаются не в лавках, а старухами, которые неплохо зарабатывают на этом.

Из Сарепты дорога отворачивает от реки и поднимается на крутой холм, откуда открывается прекрасный вид на город, а затем на бескрайнюю степь. Трасса была хорошая, и мы не думали о пронизывающем холодном ветре и унылых почтовых станциях, но скверный устьзалихинский[361] ямщик не успел преодолеть этот отрезок пути до рассвета. Здешние ямщики, как правило, немцы, и, слушая их разговоры на немецком, мы чувствовали себя почти как дома, однако нашим возничим недоставало русской отваги и решительности. Вдобавок, 6 октября прошел дождь, сразу превративший отличную дорогу в нечто ужасное.

Конечно, лесоматериалы легко доставляют сюда из более северных районов, и перевозка их по суше, пожалуй, дешевле, чем в других местах, за исключением тех, где имеется желез-подорожное сообщение, но даже стоящие у реки селения выстроены из тесаного бруса и досок и совершенно не походят на бревенчатые вятские и пермские. Степь начинается после Усть-Грязнухи[362].

Дорога, покинув берега Волги в Саратове, не возвращается к ним до самого Камышина, и, хотя на этом отрезке не отклоняется далеко от них, входит в акваторию Дона, но не пересекает его. Примерно в пятнадцати милях южнее Усть-Залихи, т. е. где-то на полпути между Саратовом и Камышином, она тянется вдоль р. Иловли – реки, которая течет параллельно Волге на протяжении двух градусов широты и отделена от нее лишь возвышенностями, как раз и образующими высокий правый берег.

Иловля – невзрачная речушка с песчаным взгорьем примерно в сорок футов высотой. По левому берегу ее шла вязкая и скользкая, утопавшая в грязи дорога, а по правому стелился туман, который, по-видимому, решил не показывать нам лишнего. Нет ничего более безрадостного или, вернее, заслуживающего трех тысяч миль езды, чем дорога до Камышина. Представьте себе человека после десяти суток пути, который, немного отдохнув на деревянной скамье в Саратове, во второй половине дня, в ливень, прибыл в эту «Долину несчастий»[363]. Здание почтовой станции и нужник примерно в пятидесяти ярдах позади нее – первое представляло собой грубо изготовленный сруб, а второй был сколочен из тонких досок – были единственными в этих местах творениями рук человеческих. За ними находилась река, отличавшаяся длинной полосой ивняка, торчавшего из илистого дна, – самым ужасным из возможных покровов, когда-либо создававшихся драпировщиком или оформителем.

Но сколько веревочке не виться. Вечером мы вновь воспрянули духом, увидев нашу старую подругу Волгу и Камышин с его привлекательными очертаниями и очаровательным расположением. Но если снаружи город был мало похож на поволжские селения, то внутри являлся их полной копией. Получив 25 коп., станционный смотритель перестал уговаривать нас переночевать и выделил лучшего ямщика. Мы не были слишком суеверными, иначе б, испытав за две предыдущих ночи, что значит сбиться с пути, не стали искушать судьбу в третий раз, однако примерно в два часа ночи меня разбудил разговор между Л. и ямщиком.

Л.: Ты чего ползаешь? Потерял кнут?

Ямщик (почти опустившись на четвереньки): Нет, я ищу дорогу.

Л.: Ну и ну! Возьми фонарь и быстро топай вперед, справа или слева найдешь кювет – вот тебе и дорога!

Ямщик: Но мы же сейчас не на ней.

Л.: Так вернись на нее!

Ямщик: Как я это сделаю? Уже пятнадцать верст, как мы сошли с нее – я хотел по степи срезать путь. Где-то справа должна быть река, минут через десять – деревня, а уж от нее до станции всего-то три версты.

С этими словами наш ямщик, держа в руке фонарь, скрылся в тумане. Он хорошо знал эти места, хотя вокруг стояла кромешная тьма, а фонарь не мог пробить плотную мглу. Вскоре мы подъехали к реке и через некоторое время оказались у деревни. Оставалось лишь заставить лошадей подняться по ведущему к почтовой станции склону.