Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Из Перми достаточно легко попасть в любую часть Сибири. Это, конечно, немного утомительно, но тут все во многом зависит от настроя человека, потому что здесь много прекрасных пейзажей, гор, лесов и водоемов, которые позволяют не обращать внимания на небольшую тряску, особенно путешественникам, прибывшим из равнинной части России, у которых даже крутая гора на горизонте вызывает интерес, а усталый глаз тщетно выискивает вокруг нечто особенное на фоне постоянного однообразия бескрайней песчаной или покрытой травой степи.

Лучшим сибирским городом я считаю Екатеринбург[552], находящийся на границе между европейской и азиатской Россией, что дает ему немало преимуществ. Иркутск тоже красив, но Екатеринбург лучше в нескольких отношениях. В нем проживает двадцать пять тысяч душ, у него великолепная архитектура, несколько прекрасных церквей и множество кирпичных и каменных зданий (некоторые из них напоминают дворцы), а также монетный двор и крупные металлургические заводы, принадлежащие казне. В нем также имеются театр, Дворянское собрание и два удивительно хороших отеля. В целом его нельзя назвать населенным пунктом на окраине цивилизации, находящимся вблизи азиатского варварства. В великолепном местном отеле я со смаком поглощал ужин, и мои блюда совершенно не отличались от тех, что подают в Европе.

Благородное общество имеется во всех сибирских городах, и время в них всегда проходит весело, а неизменный и хороший климат дополняет это удовольствие»[553].

Многие не поверят рассказам о комфорте и роскоши в Екатеринбурге, но если бы у меня была возможность, то я бы расхваливал его до тех пор, пока мои слушатели не взмолились: «Как жаль, что мы там не были!» О природе тех мест Барри пишет: «Леса там летом красивые. Днем жарко, но вечером всегда прохладно и влажно. Повсюду во множестве растут дикие цветы. В лесах в огромном количестве собирают и отправляют на рынки соседних городов клубнику, малину, смородину, вишню и многие другие виды диких съедобных ягод»[554]. Говоря о природных богатствах этих мест, он отмечает: «Здесь имеются золото, серебро, медь, свинец, железо, уголь, соль и девственные леса. Я ежедневно преодолевал много миль по бесконечным дремучим зарослям, изучая местные природные ресурсы, забирался на самые высокие горы, и до самого горизонта видел лишь одни леса, покрывающие холмы и долины. Их еще предстоит освоить, они никем не тронуты, их столько, сколько нужно человеку, и эти богатства ждут топора переселенца, как только в результате недавней отмены русским правительством крепостного права волна колонизации хлынет в Сибирь.»[555].

Мой покойный друг мистер Уилкинсон был толковым инженером, много путешествовавшим по России и Сибири, там, где требовались его знания. Помогая мне составить общее представление об Урале, он писал: «Я не буду утомлять Вас скучными рассказами о разработке минеральных и растительных ресурсов этой области. Скажу только, что в окружности, составляющей примерно три тысячи миль, вы найдете все разнообразие древесных пород, характерных для умеренной зоны.

Чтобы узнать эту местность, нужно ехать на лошадях по проселочным дорогам, а не на паровозе. Медленно объезжая горные склоны Кушвинского, Невьянского, Полевского, Уфалейского, Нязе-Петровского, Узянского, Златоустовского, Миасского и ряда других заводов, я всякий раз был очарован и заворожен разнообразным пейзажем и живописностью этих мест. Здесь присутствуют деревья с разнообразной листвой, цветы всех оттенков, мхи, папоротники и травы изящной формы. Если вы взберетесь на вершину горы, вам откроется великолепная панорама на многие сотни квадратных верст, реки и озера, леса и равнины, стада и засеянные поля. Каждый куст и каждое дерево издают восхитительную трель тысяч неподражаемых соперников коноплянки, соловья, скворца и дрозда. Прелесть этой картины может усилить тихий город или оживленный завод вдали с их красиво окрашенными крышами, позолоченными куполами и сверкающими шпилями.

Я часто останавливался, чтобы насладиться величественностью этих зрелищ, и, подобно поэту, спрашивал у себя: "Может ли воображение при всех его возможностях создать подобное?" Я выходил из своей повозки и собирал неизвестные мне образцы минералов, вспоминая слова Того, кто понимал книгу природы лучше всех: "Говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них"[556]».