Читаем Англичане в допетровской России полностью

Английский шкипер Стефан Бэрроу, побывавший в плаванье в направлении Оби в 1556 г., свидетельствовал, что русские люди употребляли водку и мед. О том же писал и поэт Турбервилль. Он полагал, что русский народ «способен быть в свите Бахуса, поскольку пьянство в их природе / Пьянство — все их наслажденье, баклага — все, за что они держатся… / Если он пригласил на праздник друзей, то не будет скупиться / Для них к обеду достанет дюжину сортов питья /Таких напитков, какие есть у него и водятся в этой стране / Но главными будут два, один зовется квас, на нем живет мужик / Он легко приготавливается и водянист, но несколько терпкий на вкус / Другой — мед из пчелиного нектара»[551].

Судя по данным, приведенным Н. И. Костомаровым, упомянутые англичанами напитки, действительно являлись главными у русских людей. Помимо пива и меда употреблялись также водка и виноградные вина. Квас пили все, от царя до крестьянина. Что касается меда, то сваренный с дрожжами и хмелем, он был иногда до того крепок, что «сшибал с ног»[552].

В XVII веке пьянство в России продолжало удивлять иностранцев. Коллинс отмечал: «Пьянство почитается самым сильным выражением радости на праздниках, и чем торжественнее день, тем больше неумеренность… Мужчины и женщины не считают за бесчестье шататься на улице». Особенно злоупотребляют спиртным на масленице, перед Великим постом: «пьют так много, как будто им суждено пить в последний раз на веку своем». Коллинс описывал воздействие крепкого напитка — водки, «четыре раза перегнанной». Некоторые пьют ее до тех пор, «пока рот разгорится и пламя выходит из горла, как из жерла адского, и если им тогда не дадут выпить молока, то они умирают на месте»[553]. Данное сообщение Коллинса о смертельных последствиях чрезвычайно крепкой водки находит подтверждение в работе Н. И. Костомарова[554].

Алкогольные напитки потреблялись в России не только в царских палатах или в праздничные дни в домах простолюдинов. В ту пору уже существовали и специальные питейные заведения — кабаки, или корчмы. Путешественник А. Дженкинсон отмечал: «В каждом значительном городе есть распивочная таверна, называемая корчмой, которую царь иногда отдает на откуп… какому-нибудь князю или дворянину в награду за его заслуги». Дженкинсону довелось слышать о мужчинах и женщинах, которые в царском кабаке пропивали «своих детей и все свое добро». Случалось, что люди не могли заплатить за выпитое и потому закладывали сами себя. В таком случае кабатчик выводил должника на дорогу и бил его по ногам. И лишь заступничество состоятельного прохожего, пожалевшего беднягу, могло остановить подобную экзекуцию[555].

Свою информацию о питейных заведениях в Московском государстве сообщал также Дж. Флетчер. «В каждом большом городе устроен кабак или питейный дом, где продается водка… мед, пиво и прочее», — писал он. С этих заведений царь получает оброк, достигающий значительных сумм: от 800 до 3000 руб. в год. В кабаках, «кроме низких и бесчестных средств к увеличению казны, совершаются многие самые низкие преступления, — продолжал англичанин. — Бедный работник и мастеровой часто проматывают все имущество жены и детей своих». Некоторые люди оставляют в кабаках от 20 до 40 рублей, «пьянствуя до тех пор, пока всего не истратят». Флетчер утверждал, что нередко можно увидеть на улицах людей, «которые пропили с себя все и ходят голые (их называют нагими»)[556].

Следует отметить, что царское правительство ревниво следило за тем, чтобы монопольное право на торговлю водкой не нарушалось. Об этом упоминал в своем дневнике П. Гордон: «Солдаты позволяют себе вольность держать для своих нужд водку и иногда ее продавать. Сие наносит ущерб доходам Его Величества (прибыль от всех крепких напитков, что варят или изготавливают в его государстве, идет в казну). Всем строго запрещено торговать оною в малых долях, а нарушение сего карается крайне сурово. Повсюду соглядатаи и сыщики, кои при вести о торговле такими напитками немедля доносят и сообщают в приказ»[557].

Одно из неприглядных последствий пьянства русских иностранцы усматривали в прелюбодеянии. Поэт Турбервилль замечал: если мужчина идет в гости к соседу, то он не заботится о еде, «если есть что выпить». «Возможно, — продолжал англичанин, — мужик имеет веселую, обходительную жену / Которая служит его грубым прихотям, — он все же ведет животную жизнь / предпочитая мальчика в постели женщине / Такие грязные грехи одолевают пьяную голову / Жена, чтобы вернуть долги пьяного мужа / Бросается от вонючей печи к дружку, превращая в публичный свой дом /… Они следуют плотским грехам, привычке к недостойной жизни / Не видя стыда в сведении счетов в разврате / С кем-то; они не заботятся скрыть свои безрассудства»[558].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека Средних веков

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное