Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

Летом 1961 года в Москве также побывал Брайан – недавний кембриджский выпускник, одаренный лингвист, получивший рекомендательное письмо к Бёрджессу от Тома Дриберга. Он вспоминал, что «хрустальный акцент Бёрджесса притупился, линии диафрагмы и челюсти стали не такими, как раньше, но никакого дрожания не было. Походка стала немного неуклюжей, а плохо сидящий костюм указывал скорее на Красную площадь, чем на Сэвил-Роу (где он в какой-то момент заказывал несколько костюмов). Но очарование и остроумие остались, так же как отчетливый активный интерес ко мне и моим делам и почти детское жадное желание узнать лондонские новости из первых рук, и тяга ко всему британскому». Больше всего запомнилась Брайану умственная одаренность Бёрджесса. «После нескольких встреч, – сказал он, – Бёрджесс показался мне человеком одиноким, эмоциональным, имеющим необычайно большое желание мне помочь».

Вскоре после этого визита Брайану действительно понадобилась помощь. Будучи на отдыхе в Сочи, он попал в гомосексуальную медовую ловушку. Он оказался перед выбором – попасть в тюрьму или стать информатором. Не зная никого, к кому бы он мог обратиться, испуганный возможным крахом карьеры, он позвонил Бёрджессу, который немедленно начал действовать. Для начала он стал звонить разным советским чиновникам.

«Думаю, что Гаю пришлось перевернуть небо и землю, чтобы мне помочь. Он заставил какого-то советского мандарина прервать отпуск, вернуться в Москву и встретиться со мной». В итоге Брайана оставили в покое, и он сделал блестящую журналистскую карьеру.

«Полагаю, Гай Бёрджесс был очень противоречивой натурой. Он определенно спас меня от показательного процесса. Мне кажется, спасая меня, он старался возместить убытки от своего предательства. Я дал ему возможность, и он посчитал меня актом искупления»[992].

В начале своего пребывания в России у Бёрджесса тоже не обошлось без приключений. Модин рассказывает, что однажды, во время отдыха в Сочи, Гай сделал сексуальное предложение мужчине и был арестован милицией. …Это был тяжелый опыт для него[993].

На Рождество 1960 года Бёрджесс спросил Дриберга, может ли он попробовать свои силы в качестве корреспондента «Рейнолдс ньюс».

«Я, конечно, не журналист, но знаю больше, чем многие журналисты, и уж точно больше, чем посольство. …У Толи новая хорошая работа – организация концертов и выступление на большой фабрике. Он доволен тем, что находится «среди настоящих рабочих». Я очень счастлив с ним и даже не знаю, какого святого из твоего календаря за это благодарить. Возможно, такой святой найдется только в греческой церкви. Или в армянской. Хотелось бы, чтобы ты тоже хорошо устроился. Это было бы прекрасно. Что же касается политики, я поздравляю тебя с тем, что ты храбр, правдив и осмотрителен. У меня есть только первые два качества»[994].

Мэй Харпер, муж которой, Стивен Харпер, бы московским корреспондентом «Дейли экспресс» в 1961 году, вспоминает встречу с Бёрджессом на своей помолвке. Ей было его очень жаль. «Он был трогателен, плакал пьяными слезами, пачкая едой и напитками костюм и галстук. Он выглядел больным – вялым и одутловатым. Мне запомнился его слабый рот и пронырливый русский, с которым он пришел. Виктор был лет на двадцать моложе его и выглядел порочным»[995].

В последние полгода пребывания в Москве Харпера он звонил ему регулярно. «По какой-то причине, возможно из-за тоски по дому, он звонил мне почти каждый день ровно в 10 часов утра, чтобы поболтать. Говорил он в основном о грязи, которую знал о лорде Бивербруке»[996].

Его новым наперсником стал Джереми Вульфенден, в апреле 1961 года направленный в Москву корреспондентом «Телеграф». Вульфенден, отец которого возглавил комиссию, которая в 1967 году легализовала гомосексуализм, был на двадцать лет моложе Бёрджесса, но они немедленно подружились. Вульфенден был лучшим учеником в Итоне, получил стипендию по истории в Оксфорде, после чего стал заниматься научной работой в колледже Всех Душ. Он разделял гомосексуальность Бёрджесса, его любовь к разговорам, талант к подражательству, пристрастие к алкоголю и левой политике. Общими для них были интеллектуальная самонадеянность и желание épater le bourgeois (эпатировать буржуа).

Бёрджесс не знал, что объединяет их не только это. Вульфенден был двойным агентом, информатором МИ-6, который был сфотографирован в гомосексуальной медовой ловушке – по утверждению Вульфендена, ему так понравились фотографии, что он попросил их увеличить, – и подвергся шантажу русских. Когда Бёрджесс решил дать интервью, он выбрал Вульфендена. Тот писал: «В своем роде Гай Бёрджесс очень занятная личность, но его можно выносить лишь в маленьких дозах. Помимо всего прочего провести с ним 48 часов – значит из них 47 – пить. У него очень странные и зачастую совершенно извращенные представления о том, как живет окружающий мир, но он исправляет это великим множеством забавных, хотя и, по большей части, далеких от правды историй об Исайе Берлине, Морисе Боуре и Вистане Одене»[997].