Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

«Трехуровневая квартира – часть офисного здания, на первом этаже которого располагалась редакция медицинского журнала «Практишинер», – писала Патриция Роудон-Смит, позже баронесса Льюэлин-Дэвис. – На первом уровне – кухня и гостиная, на втором – спальня Бланта и гардеробная с ванной. Комнаты Гая – спальня и ванная – располагались на том же уровне. …Домработница – ирландка по имени Бриди – приходила каждый день. Она убирала и готовила на всех, кто был в квартире»[358].

Гейл Поллок, сестра любовника Бёрджесса Питера Поллока, часто заходила в гости. Она описывала это место, как приятное и комфортное. В доме было много книг, подушечек, и в отгороженном занавеской углу кухни стояла ванна. Ее брат называл квартиру «местом, где много солнечного света, не в последнюю очередь потому, что Барбара (Р) всегда настаивала, чтобы все зеркала были розовыми. Мы все выглядели очень гламурно»[359].

Квартира располагалась в центре Лондона, и в ее подвале было оборудовано бомбоубежище. И поэтому в ней всегда было много гостей, опасавшихся ночных налетов. Бёрджесс, писавший Поллоку осенью 1941 года, заметил, что «накануне к завтраку собралось намного больше народу, чем обычные… 8 человек (не считая тех, кто ушел из дома в пять часов утра)»[360]. В ней побывали Питер Монтгомери, который периодически был любовником Бланта, Ким Филби, Луис Макнис, Виктор Ротшильд, Кларисса Черчилль и Дональд Маклин, эвакуированный из Парижа после падения Франции[361].

Частым гостем был Джон Стрэчи, контакт Бёрджесса в Би-би-си. Он утверждал, что получил от Бёрджесса «одну большую выгоду – любовь к музыке, в которой раньше был невежествен. Бёрджесс жил в постоянном окружении Моцарта и квартетов Бетховена»[362]. Вероятно, Бёрджесс взамен тоже получил выгоду – информации о развертывании королевских ВВС, их планах и возможностях, поскольку Стрэчи часть войны служил офицером по связям с общественностью в штабе ВВС военного министерства[363].

«Каждый, кто был там, работал по восемнадцать часов в сутки, и мы редко встречались друг с другом. Я уходила в восемь часов утра и приходила ночью. Я никогда не общалась с Энтони. Приходя домой, я сразу ложилась спать. Я знаю, что люди говорили об оргиях, которые якобы там устраивались, но никогда не видела ничего подобного», – писала Патриция Роудон-Смит[364]. Это подтвердил Хьюит, заявив: «Пока я там жил, никаких оргий не было. А жаль. Я бы в них поучаствовал»[365].

Но с ночлегом возникали проблемы. После того как армия перевела Поллока за пределы Лондона, Хьюит, который пережил короткий роман в 1938 году с Ишервудом – после того как их познакомил в кинотеатре Бёрджесс, – делил свое время между Блантом и Бёрджессом. «Когда между мной и Гаем возникла одна из наших отнюдь не редких яростных ссор, я сказал Энтони: «Я больше не могу выносить этого человека». Энтони и я были любовниками в течение всей войны. Я обожал его»[366]. Тем временем началась связь между Блантом и Роудон-Смит. Бёрджесс сказал Хьюиту, что тоже с ней спал. «Лорд и леди – я имел их обоих»[367].

Сразу после того, как в августе 1940 года была опубликована работа Бланта «Художественная теория в Италии в 1450–1500 годах» (Artistic Theory in Italy 1450–1500), Бёрджесс, тогда еще периодический гость, описывал сложившуюся ситуацию Питеру Поллоку следующим образом: «Энтони главный, хотя Тесс тоже там живет, так что проблема ночлега, когда я приезжаю и сплю в подвале, усложняется. Разные имена шепчут люди во сне»[368].

Поллок был назначен в Грантем, но при каждой возможности приезжал в Лондон. В декабре Бёрджесс рассказал, как он наслаждался проведенным вместе временем: «Что нам бомбы… все равно никто из нас не знает, когда упадет следующая и упадет ли вообще… Будь то война или старые времена, наши отношения значили для меня больше, чем когда-либо раньше. Думаю, все дело в войне – ведь осталось так мало хороших и приятных вещей, что начинаешь больше зависеть от всего, что того стоит. И если так, значит, то, что есть между нами, – главное»[369].

Бёрджесс не испытывал уверенности в будущем и нередко говорил о том, что его мать подумывает о покупке для него фермы – в качестве инвестиции на послевоенный период. Он часто писал Поллоку, используя канцелярские принадлежности лондонских клубов, членом которых состоял, и прибегая к уменьшительно-ласкательным прозвищам: Шлюшка, Попка и т. д. Подписывался он, как правило, Дотти или Бу. «Новостей почти нет, – писал он из Реформ-клуба. – Устроил попойку с общими знакомыми. Думаю, ты должен лучше узнать моих хороших друзей – в первую очередь Патрицию Роудон-Смит, Кима и Эйлин»[370].