Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

Хотя Барнс сказал Маконахи, что не может освободить Бёрджесса, он все же согласился на месячный период отработки. «Я согласен, что бесполезно удерживать мистера Бёрджесса против его воли, но он еще ничего не решил, и я сказал ему, что если он останется, то будет работать с серией программ по иностранным делам. Он обещал уведомить меня завтра до 14:30, окончательно ли решил уйти»[465]. Решение Бёрджесса было окончательным. В конце марта он уведомил об этом Барнса и попросил отпустить его раньше, обещав работать по совместительству. «Должен подчеркнуть, что для меня уход с этой работы – настоящее горе. Хочу добавить, что я бы хотел в будущем оказать любую возможную помощь департаменту, если это потребуется»[466].

Руководство Би-би-си неохотно согласилось при условии, что он останется до 4 июля, но при этом будет два часа в день работать в Форин Офис, чтобы изучить работу там. В докладной записке генеральному директору Маконахи писал: «Мистер Бёрджесс очень хороший продюсер, и, хотя у него есть недостатки, его уход – большая потеря для департамента»[467].

Так завершилась карьера Бёрджесса в Би-би-си. Вслед за Дональдом Маклином и Кимом Филби он внедрился в Форин Офис. Он знал, что там настоящая власть.

Глава 19. Новостной департамент

Бёрджесс начал официально работать в новостном департаменте, тогда расположенном в министерстве информации, на временной должности сотрудника по связям с прессой в начале июня 1944 года. Фактически он большую часть мая отсутствовал в Би-би-си, взяв отпуск, и потому уже с 1 мая два дня в неделю работал в Форин Офис.

Начиная с 1941 года, департамент возглавлял Уильям Ридсдейл. В штате было 10 сотрудников. Все они работали в большой комнате, расположившись за тремя длинными столами. Алан Маклин, брат Дональда, работавший рядом с Бёрджессом, вспоминал: «Была еще маленькая комната, где стояли столы и телефоны, тикерный аппарат «Рейтер», выдававший текстовые сообщения – горячие новости и обзоры со всего мира, а также сейф для ежедневной порции поступающих телеграмм. Один из нас приходил рано, чтобы ознакомиться со всем этим и отметить самое интересное. Для всех вместе в комнатке места не было, но у нас не было необходимости в собственных столах и бумажной работы. Всю нашу работу мы выполняли по телефону или при личных встречах, потому мы были легки на подъем»[468]

Сам Ридсдейл вел три брифинга в день. В 12:30 на брифинг собирались дипломатические корреспонденты «Манчестер гардиан», Рейтер, «Дейли геральд», Би-би-си и «Ньюс кроникл». Еще один брифинг был в 3 часа пополудни, а затем в 4 – это был личный брифинг дипломатического корреспондента «Таймс». Алан Маклин впоследствии писал, что для остального персонала «центральным моментом дня был 12:30. Утром первым делом составлялся краткий список тем – после того как кто-то просматривал все утренние газеты. Мы могли сделать обоснованное предположение, какие события будут сочтены главными, а значит, мы должны на них реагировать. Если соответствующий департамент санкционировал официальное заявление, которое приписывалось представителю Форин Офис, мы все имели копию под рукой. В 12:30 присутствовали все, и все, что было сказано, записывалось»[469].

Работа Бёрджесса заключалась в связи с иностранными редакторами, дипломатическими корреспондентами и лондонскими корреспондентами зарубежных изданий, разъяснении им правительственной политики и реакции на текущие события, но иногда он проводил пресс-конференции – в отсутствие персон более высокого ранга. Все сотрудники, включая Бёрджесса, по утрам получали инструктаж относительно ожидаемых новостей дня или читали телеграммы Форин Офис. По мере развития событий новостной департамент получал мнение Форин Офис от соответствующего эксперта. Заявление согласовывалось и потом передавалось в прессу. Бёрджесс видел практически все материалы, представляемые Форин Офис, включая телеграммы – расшифрованные и зашифрованные с ключами – все это было бесценным для его советских кураторов.

Здесь Бёрджесс был на своем месте, учитывая его обширные связи среди журналистов и искренний интерес к политике. Горонви Рис писал: «Ему нравилось чувство внутреннего понимания британской внешней политики и соображений, на которых она строилась. Ему нравилось разъяснять эту политику другим и использование всей своей изобретательности, показывая, что британская политика рациональна, последовательна и соответствует долгосрочным историческим интересам. Он любил и понимал журналистов, симпатизировал им, разделял их страсть к новостям, наслаждался дружбой с ними и с удовольствием обменивался закулисными политическими слухами, которые были для него жизненной необходимостью»[470].