Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

«Он являл собой в высшей степени непривлекательное зрелище: никотиновые пятна на пальцах, свисающая из уголка рта сигарета, – писал Деннис Гринхилл. – Пепел был везде. Мне этот человек не понравился с первого взгляда, и я решил, что он не будет играть никакой роли в исполнении моих официальных обязанностей. Потребовалось немного больше времени, чтобы понять: он пьяница и хвастун, совершенно бесполезный в моей работе. Но у него определенно был чрезвычайно широкий круг общения. Он не делал секрета из своей гомосексуальности, но в то время его никто не связывал с угрозой безопасности. Месяцами мы не могли придумать для него какой-нибудь конструктивной работы. Я заметил, что время от времени он просит меня показать секретные телеграммы по вопросам, его не касающимся. Я отказал, но не потому, что подозревал его в шпионаже. Просто был уверен, что он не устоит перед искушением похвастаться знаниями перед друзьями, которых у него было много. Свое позднее появление по утрам в посольстве он объяснял проблемами со здоровьем – последствием травмы головы, когда коллега (сэр) Фред Уорнер «намеренно» столкнул его с лестницы в лондонском ночном клубе. У него был один безусловный талант – склонность рисовать карикатуры»[658].

Гринхилл чувствовал, что Бёрджесс не интересуется работой, и ему «больше всего нравится валяться на чужом диване, пить чужой виски и болтать, компрометируя знаменитых людей. Чем роскошнее окружение и известнее компания, тем счастливее он был. Никогда не встречал человека, который с таким упоением похвалялся знакомством с богатыми и знаменитыми»[659].

Согласно воспоминаниям другого коллеги по посольству, Тима Мартена, первого секретаря, занимавшегося проблемами атомной энергии: «Он обычно появлялся около одиннадцати часов в костюме-тройке, покрытом пятнами от еды. Незадолго до часу дня он уходил на обед в Дюпон-Серкл. У него там был Stammtisch – стол для завсегдатаев. Официант ставил перед ним кувшин с галлоном калифорнийского красного вина. Бёрджесс не мог осилить его сразу, и остатки приберегались на следующий день. Бёрджесс ел пасту… после чего выкатывался совершенно пьяный и возвращался в свою комнату в посольстве, где до конца дня сидел развалившись и громко храпел. Таким был его день. Не думаю, что у него когда-нибудь была работа. Никто ему не доверял»[660].

Тем не менее Бёрджесс как-то выжил, несмотря на презрение к американским ценностям, заносчивость и бестактность, поскольку еще сохранились остатки былого блеска, остроумия и умения эффективно делать свою работу. И потому, что он был под защитой. Тим Мартен вспоминал, что «Оливер Франк и Фредерик Хойер Миллар целый год сражались, чтобы не допустить его назначения в посольство, но его последней работой было написание речей для Гектора Макнейла. …Бёрджесс был очень полезен Макнейлу, и Гектор считал себя перед ним в долгу. Поэтому Бевин настоял на переводе Бёрджесса в Вашингтон»[661].

По прибытии в Вашингтон Бёрджесс, энтузиаст автомобилей, первым делом купил машину – 12-цилиндровый белый «линкольн» 1941 года с откидным верхом, к которому он добавил множество всяких новомодных гаджетов. Машина стала его радостью и гордостью, а также источником постоянного раздражения для коллег, поскольку он парковал его где придется. Вскоре после приезда он написал Питеру Поллоку, также любившему машины, что уже совершил два путешествия протяженностью шесть и восемь сотен миль и часто ездил со скоростью 86 миль в час весь день. «Я был в высшей степени непатриотичным и купил машину, которая быстрее, красивее, удобнее и надежнее, чем «Рэйлтон». И почти такую же старую (1941). Многие считают, что это лучший автомобиль, когда-либо произведенный в США. В любом случае это лучшее, о чем я только мог мечтать до приезда сюда. Представь, я за рулем «линкольн-континенталь»[662].

Рисунок Гая Бёрджесса для сына Денниса Гринхилла Робина

Другом семьи полковника Бассета еще с Египта была Эмили Синклер Рузвельт. Вскоре после приезда Бёрджесса она и ее супруг Николас, ушедший на покой инвестиционный банкир и кузен Франклина Рузвельта, прислали ему приглашение в свое поместье XVIII века, носившее имя Хайлендс, в Пенсильвании, расположенное в 130 милях от Вашингтона. Рузвельты, на 30 лет старше Бёрджесса, открыли перед ним многие двери, в том числе известных журналистов – братьев Олсоп, Джозефа и Стюарта. Бёрджесс часто бывал у них и даже провел с ними Рождество 1950 года, умудрившись забыть пару полосатых штанов, белый смокинг, щетку для волос и зонтик.

В сентябре он провел выходные в Виргинии, остановившись с другом в Ричмонде и посетив Университет Виргинии и Монтичелло – усадьбу Томаса Джефферсона, от которой пришел в восторг. Позже в том же месяце он ездил с другом, возможно Эриком Кесслером, который, несмотря на нервозность из-за манеры вождения Гая, был его частым спутником, в Мэриленд, где несколькими годами ранее побывал с Питером Поллоком.