Англичанка на велосипеде

Чтобы немного отвлечься от своих страданий, Эмили попробовала представить себе довольно холодный прием, к которому ей следовало готовиться, особенно со стороны отца Элси.

— Вы по поводу фей?

— Не совсем, мистер Райт, хотя в некотором роде… действительно, я… короче, меня зовут Эмили Фланнери и…

— Дочь уже сыта по горло этой историей! Да и все мы. Ступайте своей дорогой.

Он сделает попытку захлопнуть у нее перед носом дверь, и ей придется подставить ногу, чтобы ему помешать, что не так-то просто при обездвиженном болью колене.

— Подождите! Разве не ваша дочка и не ее кузина придумали историю про фей?

— Придумали? (Насмешливо.) Ах, вот оно что, вы и правда думаете, что все это детские сказки? (Обиженно.) Вы что же, считаете, что моя жена Полли, я сам, наша семья и семья малышки Фрэнсис Гриффитс — все мы сообщники в этой ребяческой затее? Сначала, признаюсь, я тоже подумал о подделке и розыгрыше. Элси всегда была выдумщицей. И настоящей художницей. О, она без труда могла бы нарисовать эти крошечные создания, что видны на фотографиях. Но если бы она так поступила, мы бы об этом знали. Вы и представить себе не можете, скольким экспертам мы показывали снимки, и не только отпечатки, но и негативы на фотопластинках. Знаете, я посылал пластинки в представительство «Кодак» в Лондоне. (Обрадованно.) В их лаборатории провели тщательное исследование и не нашли ни малейших признаков фальсификации. (Победно.) Я уже не говорю о том, что сэр Артур Конан Дойл грудью встал на защиту девочек. Вы что, считаете его поручительство недостаточным? Тогда я просто не знаю, что еще нужно народу!

После этих слов Эмили должна будет сдержаться и не сказать ему, что после потери более чем восьмисот тысяч его сограждан, павших на полях сражений, и двухсот пятидесяти тысяч жертв пандемии испанки народу ничто так не было нужно, как поверить в существование фей.

Тем более если феи сами решились представить доказательство своей реальности, позволив себя сфотографировать, да и как можно было называть «ребяческой затеей» то, что уважаемые люди считали проявлением доброй воли этих трогательных существ?

И лишь вечно недовольные интеллектуалы, а они почти все таковы, встретили желчным ворчанием это феерическое явление, эту искрометность, гибкость, юность, а значит, бессмертие или, по крайней мере, если и смертность, то куда менее отвратительную, чем человеческая! Ибо, как утверждал сэр Артур в своих лекциях, которые он читал по всему миру — в Канаде, США, даже в Австралии, — «…в мире фей нет понятий «рождение» и «смерть» в общепринятом смысле, поскольку форма их существования бесконечно более тонкая, чем наша; смерть для них выражается в постепенной дематериализации, заканчивающейся полным исчезновением, и это при том, что из двух фей одна может прожить около тысячи лет»[83].

С одной стороны, горя желанием наглядно продемонстрировать ей список имен, одно громче другого, выступивших в поддержку Элси и Фрэнсис, а с другой — предвидя возможные неудобства от визита молодой велосипедистки (надо будет предложить ей чай, булочки и джем, пока Полли поднимется в мансарду, разбудит еще спавших Элси и Фрэнсис, потом приведет их в порядок, как следует отмыв, причесав и переодев в чистое, а затем выведет их в гостиную, предварительно сунув в рот каждой по маковой пастилке), Артур Райт будет решать, открыть ему дверь гостье или все-таки закрыть.

Скорее всего, он ее откроет. Вот он уже открывает. Так и есть — Эмили на месте!

Велосипед она оставила в прихожей — приперев к стене с висевшими в разнородных рамках семейными фотографиями, напротив лестницы, под которой находилась фотолаборатория Артура Райта, — и прошла в столовую вслед за хозяином.

Посреди комнаты стоял круглый стол из красного дерева, с таким безупречно блестящим верхом, что, казалось, будто он был выдут из стекла.

Миссис Райт, как раз занятая его полировкой, взяла Эмили за обе руки и попросила ее не сердиться, что она вынуждена предложить ей выпить чаю на кухне, поскольку сейчас не следовало что-либо ставить на стол, который должен был остаться таким же сияющим до вечера. Сегодня, как это бывало ежемесячно, за ним должны были собраться друзья Полли — члены Теософского общества, к которому принадлежала и она сама.

— А что такое теософия? — спросила Эмили.

— Полли и ее коллеги проводят сравнение различных религий, философских и научных направлений, — вмешался Артур Райт.

— Чтобы выбрать лучшее?

— Лучшее — это истина, — сказала Полли. — Согласно нашему учению, нет ни одной религии, которая превосходила бы истину, но каждая из них содержит часть этой истины.

— Понимаю, — пробормотала Эмили.

Боль мешала ей произносить фразы длиннее двух-трех слов. Она чувствовала, что скоро не сможет говорить вовсе, а будет только стонать.