Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга

В два часа начиналась послеполуденная программа королевских развлечений. Она отличалась некоторым разнообразием и могла включать прогулку в парке с дамами, стрельбу на территории Версаля или охоту верхом на лошадях в лесу. Сопровождая Людовика в мероприятиях на свежем воздухе, придворные имели возможность привлечь его внимание и добиться особого королевского расположения — скажем, приглашения на утренний прием, получение должности в одном из министерств, повышение по военной службе или грант на обустройство собственного замка.

Выделиться из толпы можно было изысканными нарядами (вот почему придворные меняли туалеты несколько раз на дню), остроумной репликой в момент прохождения короля (например, какой-нибудь пряной сплетней об одном из его врагов), а женщине достаточно было просто иметь красивую внешность.

Единственное, что не дозволялось никому из придворных, так это нарушать строгий распорядок таких прогулок. Скажем, если монарх ехал верхом, никто не мог остановиться или спешиться, прежде чем это сделает его величество. Людовик же, надо отметить, обладал беспощадным чувством юмора и большим мочевым пузырем, а это опасная комбинация. Он мог часами скакать верхом, не останавливаясь, чтобы справить нужду, что было нелегким испытанием для его придворных. Можно называть это верхом раболепия, но лакеям Людовика приходилось мочиться под себя, лишь бы не нарушить королевский протокол.

В шесть вечера начинался soir'ee d'appartement (домашний суаре): Людовик «непринужденно» обходил свои апартаменты, останавливаясь поболтать с придворными, которые играли в карты, в бильярд, танцевали или просто вели светские беседы. Каждый, разумеется, был обязан веселиться, и легко представить, как шутки становились все более смелыми, а смех звучал нарочито заразительно, по мере того как приближалось «солнце».

В десять вечера подавали ужин, или souper. Теперь ел не только король, и присутствовали несколько сотен придворных и слуг. Все они стояли, кроме членов королевской семьи, сидевших за столом, и герцогинь, которым дозволялось наблюдать трапезу со стульев. И вновь все проходило по строгим правилам; Людовик ненавидел, когда его отвлекают во время еды, так что ото всех требовалось соблюдение тишины, пока король и его семейство отведывали приготовленные блюда, коих было немало — около сорока. Еду из кухонь подносила к столу процессия из слуг, и каждый, кто оказывался на пути этого каравана, должен был кланяться или делать реверанс перед счастливыми блюдами, которым предстояло исчезнуть в божественной утробе.

Наконец, в одиннадцать часов, наступал официальный заход «солнца», couch'ee (проще говоря, отход ко сну), церемония, прямо противоположная утреннему пробуждению. Король снова делал свои дела на том самом стуле, снимал парик, облачался в ночную сорочку и ложился в постель. Хотя он не всегда там оставался, чаще предпочитая нырнуть в потайную дверь, ведущую в соседнюю опочивальню, где появления Юпитера дожидалась одна из его фавориток, а под кроватью наверняка прятался муж, нашептывающий: «Не забудь спросить насчет судостроительного контракта».

Короче говоря, на протяжении всего дня на Людовика были устремлены восхищенные взоры примерно десяти тысяч человек, большинству из которых приходилось — если, конечно, они хотели сохранить свой статус — тратить огромные деньги на жизнь при дворе. Им приходилось покупать новые платья, парики, драгоценности и экипажи, участвовать в обязательных политических играх, подкупать особо приближенных к королю придворных, чтобы добиться даже самых малых услуг. Это была вежливо навязываемая тирания, диктатура скуки и лизоблюдства, нескончаемая пантомима, разыгрываемая с целью держать в узде потенциально опасную французскую аристократию.

Тем временем нижним слоям населения продолжали внушать идею благочестия короля посредством гравюр, памфлетов, картин, гобеленов и медалей, которые штамповались в ознаменование каждого высочайшего деяния. Монархия была настолько уверена в себе, что об оппозиции никто даже не заикался.

Или все-таки?..

Вильгельм Оранский показывает зубы

Вильгельм Оранский, который в конце концов узурпирует трон Якова II и станет королем Англии Вильгельмом III, поначалу был всего лишь феодалом крохотного независимого государства в Южной Франции. Княжество Оранж, территорию площадью всего нескольких квадратных километров с древним одноименным городом в центре, можно назвать чем- то вроде мини-Лихтенштейна, унаследованного голландским родом Нассау в середине шестнадцатого века.

И хотя это был крохотный феод, его правители требовали называть себя принцами Оранскими — возможно, в качестве компенсации за то, что в родной стране, Голландии, у них был куда менее звучный титул: статхаудер, то есть наместник государя — так прозаично называли там наследных правителей.