Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Однородность тюдоровского правительства тоже препятствовала «сползанию в катастрофу». С 1540-х годов до конца правления Елизаветы от 60 до 90 % придворных, будучи рыцарями или джентльменами королевского двора, одновременно служили членами парламента или мировыми судьями в своих графствах. Роли перекрывались настолько впечатляюще, что следует рассматривать «двор» и «страну» как одних и тех же людей в разное время года[955]. Тем временем Тайный совет оставался жестко структурированным органом: его члены занимали господствующее положение в елизаветинской системе лейтенантства, систематизировавшей отношения двора со страной на основе консультаций. Лорд-лейтенант, получив назначение, собирал местные магистраты и представителей джентри, чтобы обсудить, как уберечь округ «и от опасностей беспорядков и мятежа, и от нападения врагов». Целями были внутренняя оборона и набор для военной службы за границей. Основной принцип состоял в коллективной ответственности – обязанности каждого работать на благо сообщества[956]. К 1596 году, когда Тайный совет пытался взимать «корабельные деньги» на финансирование судов для экспедиции в Кадис, идея общей обязанности уже устарела. Однако ранее такой подход помогал ограничить конфликт и предотвратить чрезмерное использование военного положения. В этом отношении очевидно различие с ситуацией в Ирландии последних лет правления Елизаветы, где консультации игнорировались, а военное положение было нормой.

Таким образом, противодействие распоряжениям короны наблюдалось главным образом в прибрежных графствах Восточной и Южной Англии, несших самое тяжелое бремя военного набора и местных налогов. В Норфолке возникли трения между мировыми судьями и лейтенантством по поводу обширных и плохо определенных полномочий заместителей лейтенантов. Поворотной точкой стала инструкция короны 1589 года, позволявшая лейтенантам каждого округа назначать начальников военной полиции, чтобы наказывать демобилизованных солдат, дезертиров и бродяг. Начальники военной полиции применяли военное право и поэтому вторгались в гражданскую юрисдикцию мировых судей на квартальных сессиях. Судей Норфолка также обеспокоило использование короной административных патентов в качестве обходившей их альтернативной формы местного контроля. При помощи патентных писем с Большой государственной печатью корона передавала определенные функции управления в руки частных лиц, собиравших налоги на ремонт дорог и причалов или проводивших расследования, необходимые, чтобы доказать, что определенные земли представляют собой бывшую церковную собственность, неправомерно скрытую от короны, – в обмен на долю прибыли. Деятельность держателей патентов вызывала негодование: мировые судьи посчитали, что их общественный авторитет ослабили прерогативными механизмами, позволяющими другим решать, следует ли облагать налогом и по какой ставке. Магистраты полагали, что у них «украли» часть местной автономии, и встали в позу «защитников графства» от «эксплуатации» придворными[957].

Однако если некоторые графства и переживали конфликтную ситуацию, то сопротивление «страны» требованиям «двора» было исключением. В целом предположение, что в военное время неизбежно возникает противоречие между лояльностью к государству и преданностью местному сообществу, игнорирует сложную взаимосвязь между местными и централизованными интересами[958]. Джентри искали друзей при дворе, чтобы обеспечить себе должности и привилегии, военное командование или избрание в парламент. В свою очередь, положение придворного или служащего короны только укреплялось, если он занимал должность в графстве. Частные споры на местном уровне принимали больший масштаб, если участники обращались в центр, что регулярно происходило в 1590-е годы, когда соперничество Эссекса с Сесилом распространилось на всю администрацию. Символичной явилась междоусобица в Тауэре, когда лейтенант и начальник артиллерии не разговаривали друг с другом[959]!