Английская лирика первой половины XVII века

Приди же, Селия! С тобой вдвоем
В Элизиум[441]

любовный мы войдем.Там Честь-громадина[442] стоит на страже,
Но не страшись! Привратник этот ражий —
Лишь идол рукотворный: перед ним
Пристойно трусам пятиться одним;
Кто любит, кто отважен — те без спроса
Проходят меж ногами у Колосса[443]
В страну блаженства. Посмелее будь —
И мы войдем! Он преграждает путь
Лишь олухам, что принимают сдуру
Раскрашенную полую фигуру
За грозного швейцарца:[444] вот, взгляни
Поближе — перед кем дрожат они!
Болван громоздкий на подпорках валких
Вышагивает, попирая жалких
Своих творцов: ведь исполин такой
Не божья тварь — плод ревности людской,
Что вольный луг обносит частоколом[445]
И так же поступает с нежным полом.
О Селия, нам крылья даст Эрот!
Пусть истукан грозится у ворот —
Мы унесемся к тем заветным чащам,
Благую тень и жгучий зной таящим,
Где красота цветет, любовь царит,
Где нас оставят страх и ложный стыд;
Там мы сплетемся, словно два побега:
Струенье золота, сиянье снега
И гладь округлую античных чаш
Моим рукам и взорам ты предашь.
Там никаким батистовым преградам
Не встать меж мною и бесценным кладом:
Там вскрыл бы я некопаный рудник
И в жилу среброносную проник,
Чтоб начеканить звонких купидонов…
Нас ложе ждет из миртовых бутонов
И розовых душистых лепестков,
С подушками из пуха голубков
Венериных;[446] там отдых будет краток
Средь игр неистовых и нежных схваток;
Там, даже в легкий сон погружены,
О наслажденье мы увидим сны —
Дабы могли вкусить и души тоже
Блаженство тел, распластанных на ложе.
…Меж тем ручей, неся любовный вздор,
Встревожит травы, и пернатый хор
Начнет Амура прославлять, ликуя,
И ветерок приникнет в поцелуе
К трепещущей листве, и легкий пляс
Затейливых теней — коснется нас.
Очнутся души, полные истомы, —
Мы встрепенемся, и огонь знакомый
Вольется тайно в дремлющую кровь,
Спалит, и утолит, и вспыхнет вновь…
Пчела, оставя в улье груз медовый,
Летит на волю за добычей новой
И, вешний луг прилежно оглядев,
Впивается в едва расцветших дев, —
Вот так и я, склоняясь над тобою.
Душистый этот сад предам разбою,
Чтоб снова претворить в густой нектар
Блуждающих лобзаний жгучий жар.
Я жадно изомну, отбросив жалость,
Всю белизну, голубизну и злость,
И, лакомясь то этим, то другим,
От сочных вишен — к яблокам тугим
Спущусь и попаду в долину лилий:
Там вечное блаженство мне сулили
В Обители восторгов, где почти
Сливаются два Млечные пути
И где уста мои на глади снежной
Трактат оставят о науке нежной.
Я соскользну к подножию холма,
Где зарослей густая бахрома,
И всю пыльцу, все сорванные сласти
Смешаю в перегонном кубе страсти
И дивное добуду вещество —
Хмельной нектар для улья твоего.
Тогда, обвив тебя, сплетясь с тобою
Всей мощью необузданно-слепою,
Я в этот млечный, мирный океан
Ворвусь, как разъяренный ураган,
Как сам Юпитер, властелин могучий,
Что на Данаю ливнем пал из тучи![447]
Но буря пощадит мой галеон,
В пролив Венеры груз доставит он:
Твоя рука на руль бесстрашно ляжет
И, словно лоцман, в гавань путь укажет,
Где встать на якорь должен быстрый челн
И ждать, вздымаясь мерно среди волн.
Вот все тесней, все крепче и желанней
Мне узы рук твоих, и вкус лобзаний
Пьянит, как драгоценный фимиам,
Угодный тем неведомым богам,
Что искони влюбленных привечают
И наши игры нежные венчают
Мгновеньями услады неземной,
Забвеньем и блаженной тишиной…
Там нас с тобой ничто не потревожит:
Беседам откровенным внять не сможет
Ничей ревнивый слух, и наших встреч
Завистливым глазам не подстеречь, —
Не то что здесь, где верная прислуга
Продаст не из корысти, так с испуга.
Не будет там постылых брачных уз,
Там некому расторгнуть наш союз;
Там незачем скрываться и таиться:
Жена и муж, монашка и блудница,
Стыдливость, грех — всего лишь горстка слов,
Чье эхо не достигло тех краев.
Там нет запретов юным и влюбленным:
Все то, что происходит по законам
Природы мудрой, — там разрешено,
И лишь любви противиться — грешно!
Там ждет нас необычная картина:
Лукреция,[448] за чтеньем Аретино,[449]Магистра Купидоновых наук,
Прилежно проводящая досуг.
Она в мечтах Тарквиния смиряет
И гибкость юных членов изощряет,
Копируя десятки сложных поз,
Что на стволах каштанов и берез
Начертаны стараньями влюбленных
На память о восторгах исступленных
Под сенью их ветвей… Гречанка там,
Что пряжу распускала по ночам,
Оставила пустое рукоделье
И с юношами, в играх и веселье,
Забыла итакийского царя,
Уплывшего от милой за моря.[450]
Там Дафна, чьи стремительные ноги
Врастили в землю мстительные боги,
Навстречу Аполлону мчит стремглав,
Свивальник свой древесный разорвав![451]
Сияет он; она, дрожа от жара,
К его плечу прильнула, как кифара,
И гимны страсти, что поет она,
Его дыханьем пламенным полна,
Достойны новых лавров… Там Лаура
За верность награждает трубадура,[452]
Чьи слезы, как любовный эликсир,
Приворожить сумели целый мир.
Там и другие, что угасли рано
Под гнетом чести — грозного тирана —
Воскрешены, и каждый жаждет в срок
В казну любви внести двойной оброк.
Идем же к ним! Возможно ль медлить доле?
Здесь мы рабы — там будем жить на воле,
Что нам властитель и его престол![453]
Подумать только — нежный, слабый пол,
Не созданный природой для лишений,
Опутал он сетями устрашений
И узами несносного поста!
А нас его могучая пята
Толкает ежечасно к преступленью
Законов божьих: по его веленью
Я должен биться с каждым наглецом,
Кто вздумает сравнить с твоим лицом
Иные лица, с каждым, кто обиду
Нам нанесет! Опередив Фемиду,[454]
Я должен сам противника сразить —
Не то бесчестье будет мне грозить.
Но ведь господь убийцам не прощает,
Кровопролитье церковь запрещает,
Зачем же чести ненасытный дух
Безбожников плодит? Зачем не шлюх?!

Перевод М. Я. Бородицкой