Английская ложь

«Величайшая сила в истории не измеряется армией или знаниями: она сокрыта в каждом из нас и есть начало всему, ради чего мы живем и сражаемся. Каждый раз, пользуясь этой силой, мы чем-то жертвуем ради будущего блага — ибо мы верим…»

— Мисс Розария! Старейшина уже ожидает вас. Я попрошу Александрию принести цветы для обряда, — говорила Изольда только прибывшей Розарии и её прабабушке.

— Стой! Розария! — держа младенца в руках, прабабушка окликнула её. — Я должна рассказать тебе о последствиях.

— Мне плевать на них! я всего лишь хочу спасти своего ребенка!

— Ты не сможешь любить его, Розария!

«Обряд чужого дитя» — ритуал способный излечить младенца ценой любви его матери. После свершения обряда, родитель теряет все теплые чувства к своему ребенку, взамен на его жизнь. Любая попытка пробудить в нём ощущение любви или излишне долгие касания будут сжигать их тела, а в последствии это может сказаться и на других её детях….

Костёр, длинные языки пламени. Они прошли к величественному священному древу с сиреневыми листьями. Розария положила младенца на лежанку, собранную из листьев. Стебли сразу же начали расти по его телу, а пламя вокруг вспыхнуло и поднялось ввысь. Прабабушка и старейшина деревни вместе с членами семьи Шаппелия начали хором произносить слова, наделяя их силой. Младенец начал плакать, а Розария упала на колени от чувства жжения в груди. Огонь вокруг закружился и сформировался в единую колообразную форму над младенцем. Яркий свет в глазах ребенка: единственное в его жизни мгновенье тепла — Любовь его матери в виде огненного кола, вонзенного ему в сердце. Розария поднялась и закрыла лицо руками. Она не испытывала ничего. Не слез ни сожалений: она теперь не испытывала любви к своему дитя — это чувство убивало её изнутри.

— Я буду любить его теми же воспоминаниями, в которых я была счастлива… — она подошла к своему ребенку и взяла его на руки, уже укутанного в одеяло старейшиной.

Розария смотрела на него и понимала, что отныне, он ей будто чужой. Воспоминания, которым нет и дня — единственное, что у неё осталось. Тело младенца начало покрываться ожогами, а Розария снова испытала сильную боль в груди. Старейшина тут же отобрал у неё дитя.

— Принесите воду! Нужно охладить их! — Александрия подбежала и обняла Розарию. Её тело горело и опаляло ткань одежды.

— Это невозможно пережить… — она крепко обнимала мучающуюся от боли мать ребенка, смотря на то, как того обливали водой.

Спустя несколько минут, как их остудили, она подошла к своей прабабушке, которая держала и убаюкивала её ребенка.

— Я хочу дать ему имя, — тихим голосом произнесла она и прикоснулась к его лбу. — Тебя будут звать Фламиргус. На языке моего дедушки это значит — пылающий…

— Эгберт! — прокричала Александрия, схватившись руками за клинок, проткнувший её насквозь.

Брошенное огниво. Вспыхнувшее пламя…

Стук копыт. Крики и паника горожан вдалеке. Стражи не видно. Огромный столб огня, нависший над столицей.

— Мы не успели…

Огонь отражался в глазах Амелии. Её сердце замерло от страха. Они ехали по вымощенной дороге вблизи города. Крей положил руку на её плечо.

— Вперед…

Таверна Джессики: она сидела возле кровати с мокрой тряпкой и протирала лоб раствором из волчьего цветка одной девушке. Бледная и худая, она медленно восстанавливалась от ранения.

— Где вся стража?! — ругался Олливер, посматривая в окно и цыкая.

— Королева приказала им отступить с горожанами. Она решила пожертвовать собой ради тех, кто бы умер зазря, сражаясь с силами им не равными.

— А вот они так не думают… — Олливер возразил ей.

Десятки серебряных рыцарей твердо и решительно ступали ко дворцу под предводительством Калеба Дан Адрийского, держа штандарт Королевской семьи.

— Я же говорил вам, что у меня свои глаза и уши, Королева…

«Приказы ничего не значат перед совестью и желанием людей сделать благое дело…»

— Аннет скоро проснётся, я это чувствую…

Эгберт спрыгнул с Антресоли и издал громкий рык, услышанный стражей.

— Отпусти мою дочь!

— Старый волчонок наконец вспомнил кто он есть… Стража вперед! — прокричал Калеб

Фламиргус со всех сил отшвырнул Александрию в стену и бросился на Эгберта.

— Папа… — её руки были в крови от глубокой раны.

Она из последних сил открыла глаза и попыталась остановить разъяренного убийцу: её тело покрылось сиреневыми сплетениями, а кожа стала серой: её жизнь иссякала. Фламиргус упал на колени, а после Эгберт впился в его грудь когтями и начал рвать ему плот, ударяя и швыряя об стену, затем кинув в огонь на обугленные деревянные столбы. Стража зашла во дворец и незамедлительно направилась к лежащей на полу среди огня и обломков Королеве.

— Оцепить территорию! Спасти её Величество и его Высочество Эгберта!