Английская мята

Правда, порой я и в самом деле с кем-то разговаривала, но все происходило совсем не так, как я им рассказывала… вот это ни разу.

— А теперь, если вы не возражаете, давайте-ка вернемся к убийству.

— Думаю, вам уже сказали, что об этом времени я почти ничего не помню.

— Почему вы это сделали?

— Это вы о чем?

— Почему вы ее убили?

— Если бы мне удалось выразить это словами, сразу бы закончились все эти расспросы, да и вы тоже вряд ли пришли бы сюда, чтобы поговорить со мной. Вот насчет всего остального, это я могу.

— Всего остального?

— Ну да. Если я разрубила ее на куски и побросала эти куски в поезда, то ведь надо же было как-то от них избавиться. Поставьте себя на мое место, куда их еще девать?

А вообще-то говорят, будто это было не так уж плохо придумано.

Мне ведь совсем не хотелось, чтобы меня забрали в полицию… покуда не забрали… вот я и избавилась от нее так, как сделал бы на моем месте любой, у кого голова в порядке.

Вы и представить себе не можете, до чего тяжело было разделывать ее на куски — ночью, в погребе, прямо как в мясной лавке, никогда бы не подумала, что это такая тяжелая работа. Если вам кто-нибудь скажет, будто тем, что я сделала там, в погребе, я еще усугубила свою вину, как бы добавила к убийству еще одно преступление, можете передать им, что все это неправда.

— Так вы что, так и не знаете, почему ее убили?

— Этого я вам не скажу.

— А что бы вы могли мне сказать?

— Все зависит от того, какой мне зададут вопрос.

— Неужели, вам еще ни разу не задали насчет убийства ни одного правильного вопроса?

— Нет, ни разу. Правда-правда. Если бы мне задали правильный вопрос, я бы сразу нашла ответ. А какой это должен быть вопрос, я и сама толком не знаю.

— А как, по-вашему, есть кто-нибудь еще кроме вас, кто мог бы ответить на этот вопрос: почему вы ее убили?

— Нет, никого. Разве что в самом конце.

— А сами вы не пытались найти этот самый правильный вопрос?

— Конечно, пытаюсь, да только у меня никак не получается. Правда, я не очень-то и старалась. Так намучилась, пока все это делала, что теперь и думать об этом не могу.

Они задавали мне столько всяких вопросов, один за другим, но среди них я так и не услыхала ни одного, который бы…

— Неужели так-таки ни одного?..

— Ни единого. Например, они спрашивали: «Может, потому, что она была глухонемая и действовала вам на нервы?» Или: «А вы, случайно, не ревновали ее к своему мужу? Не завидовали, что она была намного моложе вас?» Или вот еще: «Может, вам просто было скучно?» Или еще: «А вас не раздражал заведенный в доме порядок?»

Вы хоть по крайней мере не задаете мне этих дурацких вопросов, и на том спасибо.

— А что же было в этих вопросах, что казалось вам таким уж дурацким?

— Они были все по отдельности.

— По-вашему, правильный вопрос должен был включать в себя все эти и еще какие-то другие, так, что ли?

— Может, и так. Откуда мне знать? А что, вам действительно интересно узнать, почему я это сделала?

— Да, интересно. Мне интересны вы сами. А стало быть, и все, что вы делаете.

— Может, так оно и есть, да только, не убей я ее, вам никогда бы и в голову не пришло обратить на меня хоть какое-то внимание. И я бы так все сидела, сидела себе там в саду и молчала, как прежде. Знаете, порой мне казалось, будто рот у меня залит застывшим цементом, вроде того, из которого была сделала моя лавочка.

— А вы не могли бы привести мне хотя бы один пример вопроса, который был бы, на ваш взгляд, правильным? Само собой, не из тех, какие мог бы задать вам я. А из тех, какие, скажем, могли бы задать мне вы сами…

— Задать вам? Это еще зачем?

— Ну, хотя бы чтоб узнать, по какой причине я вас расспрашиваю… Почему вы меня интересуете? Что за человек я сам?

— А я и так уже знаю, почему вы мной интересуетесь. И что вы за человек, тоже догадываюсь.