Английская Утопия

В то время Бармби еще не было и двадцати одного года!

Бармби не открывает имени «знаменитого француза», но все говорит за то, что это, по-видимому, был Кабэ, с которым он, вероятно, встречался в Лондоне в 1838 году; в Париже в 1841 году у них, несомненно, установились хорошие отношения, и впоследствии они переписывались. Как раз в 1840 году Кабэ произвел сенсацию своим утопическим романом «Путешествие в Икарию», который обеспечил ему на несколько лет такое положение во французском рабочем движении, какое Оуэн занимал несколько ранее в английском. Кабэ принял участие в революции 1830 года и вскоре был изгнан из Франции, как неугодный властям радикальный политик. В Англии он познакомился с Оуэном, с трудами Мора и Гаррингтона. Это побудило его изучать утопическую литературу, после чего он сам написал свою утопию «Путешествие в Икарию» — произведение более эклектическое, нежели оригинальное. Его восторженный тон и кажущаяся выполнимость его идей, создавшие ему безграничную популярность во Франции столетие тому назад, не могут скрыть от нас теперь ни высокопарности стиля этой книги, ни бедности воображения, делающей Икарию чрезвычайно скучной Утопией, чем-то средним между «Новой Солимой» и «Бостоном» Беллами.

Однако тут важны не детали утопии, а самая попытка Кабэ завершить дело французской революции, вложив в старые лозунги новое содержание. В Икарии равенство означает не только одно равенство перед законом, но и экономическое равенство, причем последнее доведено до таких мелочей, что способно привести в ужас, если принимать его всерьез. Все должны жить в одинаковых домах, есть одну и ту же пищу в коммунальных ресторанах, работать ежедневно одинаковое число часов и в одни часы и носить одинаковое платье, присвоенное возрасту, профессии и обстоятельствам. Построенная таким образом Икария должна быть подлинно демократической республикой:

«Республика, или община, одна является владельцем всего, она одна организует рабочих, смотрит, чтобы строились фабрики и склады, чтобы земля была обработана, строились дома и каждая семья и каждый гражданин были обеспечены всем необходимым в отношении питания, одежды и жилья».

Кабэ задумал свою книгу как теоретический очерк в манере Мора, но его захлестнул восторг, с которым она была встречена, и он был вынужден против желания взять на себя руководство массовым движением, поставившим своей целью возродить Францию и весь мир путем учреждения икарийских коммун в Америке. Вероятно, никто другой не встретил такой поддержки и не возбудил столько надежд при подобном начинании, как первая группа колонистов, отправившаяся в Техас в 1847 году. Надежды не оправдались, а после 1848 года быстро иссякла всякая помощь; пошли невзгоды и неудачи, но до некоторой степени его попытка все же удалась. Несмотря на трудности внешнего порядка и внутреннюю вражду и раскол, в которых отчасти повинен сам Кабэ, икарийские коммуны просуществовали пятьдесят лет — беспрецедентный по длительности срок во всей истории утопических колоний.

В этот период Бармби, несомненно, находился под сильным влиянием Кабэ, и когда он говорил о коммунизме, то представлял себе нечто вроде икарийских коммун с добавлением чего-то вроде пантеизма Шелли. В нем росло стремление основать такую общину. Бармби не порвал с чартизмом: в 1841 году он был избран делегатом Суффолка на съезд и в конце того же года намечен чартистами Ипсуича кандидатом в парламент. Но как бы чартизм ни был хорош сам по себе в качестве первого шага, он казался слишком незначительным делом для того, кто мечтал переделать весь человеческий род.

«Ни демократия, ни аристократия, — писал он несколько позже, — не имеют ничего общего с коммунизмом. Это лишь партийные термины, годные лишь для настоящего времени. В будущем правительственная политика будет заменена промышленным управлением».