Ранним утром 24 февраля (за день до окончания официального срока добровольной явки с повинной) ничего не подозревавший Джордж Лавлесс, попрощавшись с женой и детьми — тогда ему и в голову не могло прийти, что разлука с ними затянется более чем на три года, — спокойно отправился на работу. Однако на улице возле дома его встретил местный констебль и предъявил ордер на арест. Полагая, что это недоразумение или мелкая придирка, Лавлесс молча последовал за ним. Таким же образом были арестованы брат Лавлесса Джеймс, Томас Стэндфилд и его сын Джон, Джеймс Брайн и Джеймс Хэмметт — все шестеро члены нового Толпаддлского отделения ООТ.
Догадываясь, что их задержание каким-то образом связано с вывешенным в деревне уведомлением, толпаддлцы тем не менее предполагали, что в Дорчестере, куда их вел констебль, они принесут свои извинения магистрату, сошлются на собственное невежество в делах закона, никак не связанное с намерением его нарушать, и, получив официальное предупреждение о недопустимости подобного поведения, отправятся домой. Однако когда они предстали перед Фрэмптоном и уголовным судьей города, там был и их односельчанин Эдвард Легг, который, стыдливо потупив взор, официально засвидетельствовал, что именно эти шестеро, вовлекая его в общество, принимали у него тайную клятву на чердаке дома Стэндфилда.
Затем ошеломленных, ничего не понимающих “юнионистов” отправили в дорчестерскую тюрьму, где с ними обошлись, как с обычными уголовниками: раздели догола, тщательно обыскали одежду и коротко обстригли волосы. Обыск был произведен и в их домах. У Лавлесса нашли устав общества, книжку членских взносов и письмо от секретаря ООТ; все это было изъято в качестве вещественных доказательств для запланированного судебного процесса.
До суда всех шестерых, желая сломить их волю, продержали в тюремной камере — дескать, пусть поразмыслят о том, что они обыкновенные преступники, которым грозит ссылка в далекую Австралию, а их семьям предстоит нелегкая, во многом безнадежная борьба за выживание. Не удалось. Отчаяние, страх перед неизвестностью, горечь от собственного бессилия не лишили их человеческого достоинства и чести. Ни визиты тюремного священника, пытавшегося убедить их в греховности намерений ухудшить положение благодетелей-хозяев, которые и без того “живут почти так же плохо, как и их работники”, ни уговоры адвокатов ценой предательства купить свободу себе и благополучие своей семье (во всяком случае, достоверно известно, что такие предложения неоднократно делались Джорджу Лавлессу) не имели успеха.
В своем стремлении подавить сельский тред-юнионизм в зародыше правительство, возглавляемое лордом Греем, решило не упускать столь блестящей, по его мнению, возможности и отобрало это дело у дорчестерского суда. Вся мощь и вековой опыт государственной юридической машины были обращены против шести деревенских жителей, вся вина которых заключалась только в том, что они совместно со своими односельчанами попытались в рамках закона обеспечить своим семьям минимально необходимые условия для существования.
Суд над толпаддлскими работниками начался 15 марта 1834 г . в здании дорчестерского магистрата при большом скоплении публики и представителей прессы. Интерес к нему был огромен. Вся дорсетская пресса взахлеб обвиняла тред-юнионистов в подстрекательстве к бунту и революции, не жалея черных красок на изображение их деятельности как угрозы свободе трудового британца. А газета “Дорсет каунти кроникл” дошла даже до того, что в своей передовице объявила одной из основных причин смутьянства рост грамотности среди простолюдинов, попутно предав анафеме “манию к распространению среди низших слоев населения образования, совершенно не соответствующего их положению в обществе”. Присутствовали на суде жены и дети обвиняемых или нет, осталось неизвестным — возможно, перспектива прошагать 14 миль туда и обратно только для того, чтобы усугубить собственные страдания, и удержала их от этого шага, — но многие жители Толпаддла, безусловно, там были.