Английские бунтари

Вскоре вернулись посланные в Портсмут делегаты. Они сообщили о мирном окончании волнений на ламаншской эскадре и передали обращение Ассамблеи, в котором выражалась озабоченность по поводу насильственных действий, допущенных братьями из североморской эскадры, а также содержалась настоятельная просьба не выдвигать “неразумных требований и не отдалять мирное решение вопроса настояниями на выполнении малозначительных, второстепенных претензий”.

Почувствовав среди матросов определенный разлад, адмиралтейство, не теряя времени, перешло в наступление. Но, опасаясь прибегать к открытым военным действиям, поскольку, во-первых, большинство офицеров оставались на судах в качестве заложников, а во-вторых, такие действия неизбежно привели бы к выводу из строя многих боевых судов, которых и без того не хватало для защиты страны от врага, лорды адмиралтейства приняли решение обложить мятежников плотным блокадным кольцом: без еды и питья, полагали власти, “бунтовщики” скоро сами запросят пощады. Однако в ответ мятежный флот немедленно блокировал устье реки Темзы. Торговая жизнь в столице страны замерла. Уже через несколько дней на рейде скопилось свыше 100 торговых и рыболовных судов, страдавших от нехватки еды и воды. Начались грабительские налеты на некоторые из них с целью добычи провианта, что усугубляло вину мятежного флота еще одним серьезным преступлением - пиратством.

Поняв всю сложность положения, делегаты призвали к скорейшему разрешению конфликта путем прямых переговоров с представителями адмиралтейства на борту плавучей базы “Сэндвич”. Теперь они ограничивали свои требования только тем, что уже было обещано матросам ламаншской эскадры, включая выплату задолженностей за весь период, кроме последних шести месяцев, право сходить на берег во время стоянки в портах и запрет на злоупотребление телесными наказаниями.

Лорды адмиралтейства не приняли этой попытки к примирению и 6 июня официально объявили всех нелояльных матросов бунтовщиками. Той же ночью по их приказу работники Тринити-Хаус* на нескольких лодках бесшумно затопили все бакены и сигнальные вехи, указывающие безопасный проход вдоль коварных песчаных берегов и грязевых отмелей. Мятежники оказались в ловушке: они были отрезаны от моря, т.е. лишены возможности в крайнем случае пересечь Северное море и сдаться голландским властям - такая альтернатива имела среди матросов немало приверженцев, — и не могли подняться вверх по реке, ибо тут же попадали под уничтожающий огонь береговой артиллерии.

* Тринити-Хаус — правление маячно-лоцманской корпорации. — Прим, перев.

Постепенно все больше и больше матросов склонялись к мысли о необходимости прекратить сопротивление и вернуться к исполнению своих обязанностей, уповая на милосердие адмиралтейства. Флот раскололся, и это с каждым днем становилось все очевиднее. Участились случаи насилия и грабежей непосредственно на судах, в результате чего погибло несколько человек. Суда ощетинились жерлами изготовленных к бою пушек. На двух фрегатах офицеры вновь захватили власть в свои руки и сумели отвести суда под защиту крепостной артиллерии. 10 июля часть кораблей спустила красные вымпелы и открыла Темзу для торговых судов. Кое-кто из делегатов ухитрился сбежать и сдаться голландским или французским властям. Многие матросы открыто требовали прекратить бессмысленную борьбу и тем самым заслужить прощение короля. В возникшей сумятице команда плавучей базы “Сэндвич” освободила своих офицеров и объявила о возобновлении нормальной службы, а в знак искренности своих намерений выдала властям “президента” Ричарда Паркера и всех находившихся на борту делегатов. После этого один за другим сдались и остальные корабли эскадры.

Учитывая ситуацию военного времени (а также совсем недавний конфликт на ламаншской эскадре), адмиралтейство даровало полную амнистию всем участникам мятежа, кроме “подстрекателей и зачинщиков”: 59 матросов были приговорены к смертной казни (29 из них, включая Ричарда Паркера, - через повешение), 29 — к различным (от одного года до восьми лет) срокам тюремного заключения, 9 — к порке (причем один из них — матрос с “Монмаута” — получил 380 ударов плеткой-девятихвосткой). На этот раз победа осталась за адмиралтейством.

В пространном предсмертном обращении осужденный Паркер писал: “Я остаюсь приверженцем благороднейшей из человеческих страстей — острой чувствительности к любым проявлениям людского горя. Так мог ли я стоять в стороне, безучастно взирая на то, как лучшие из моих сограждан тиранически попираются худшими из них?”

Ему же принадлежат слова, произнесенные уже с петлей на шее: “Я умираю смертью мученика за человечность!”

Многих морских офицеров к бесчеловечному обращению с матросами побуждала, безусловно, не врожденная жесто кость, а порочная система, частью которой они стали. Ведь не кто иной, как сам адмирал Нельсон, говоря о ламаншском мятеже, заявил: “Я полностью солидарен с первой из претензий матросов. Интересы военных моряков игнорируются всегда, а в мирное время о них постыдно забывают вообще”.