Английские бунтари

Наиболее многочисленный отряд повстанцев отправился сводить счеты с самым ненавистным врагом простого люда — герцогом Джоном Гентским, который на награбленные во Франции (да и в Англии тоже) средства построил себе один из роскошнейших в Европе дворцов. Савой — таково было его официальное название — занимал обширную территорию между районом Стрэнд и Темзой. Одновременно он являлся штаб-квартирой герцога, где хранились счета, книги записей и награбленные им сокровища — драгоценные камни, гобелены, боевые доспехи, роскошные одежды, изысканная мебель и редкое по тем временам богатство — ковры. Не исключено, что во всем королевстве не было иного места, где было бы собрано подобное богатство, и это стало еще одной причиной страстного желания повстанцев предать дворец полному разрушению. И лондонцы с огромным удовольствием им в этом помогли.

Обнаруженную во дворце немногочисленную челядь с миром отпустили на все четыре стороны. Весь отряд серьезнейшим образом предупредили, что разгром дворца я вдается актом правосудия и любая попытка хоть что-либо утаить для себя будет считаться обычным воровством со всеми вытекающими отсюда последствиями. Толпа ринулась во дворец, безжалостно круша и ломая все подряд: драгоценные камни в специально принесенных для этой цели ступах раздробили в сверкающую пыль, все остальное, предварительно порвав и разбив на куски, утопили в реке или приготовили к сожжению. Один из повстанцев попытался спрятать под одеждой несколько небольших серебряных изделий, но был уличен и немедленно повешен. Несколько крестьян забрались в винный погреб и напились там до бесчувствия — никто даже не попытался их спасти, когда дворец превратился в огромный пылающий костер, пожравший их вместе со всем тем, что являлось символом могущества и величиягерцога.

Успешное окончание этих акций возмездия ознаменовалось братанием с лондонцами, после чего руководителе восстания собрались в доме Томаса Фаррингдона. Там они пришли к окончательному соглашению относительно своих требований юному королю и составили список тех, кто смертью должен был ответить за свои деяния в прошлом или же представлял собой угрозу новой свободной Англии - Англии “короля Ричарда и народа”. В число таких лиц вошли прежде всего Джон Гентский, архиепископ Сэдбери, лондонский епископ Джон Легге, королевский казначей Хейл и ряд других. Затем во все города страны были направлены гонцы для оповещения населения и координации дальнейших действий.

В это время король и его советники, к которым добавился мэр Лондона Уолворт, сидели в Тауэре, бессильные что-либо предпринять. В руках восставших находилась столица, основные города графств Кент и Эссекс, а такие все главные дороги. К ним уже присоединилось немало городов и маноров в графствах Восточная Англия, Хертфордшир и Кембриджшир, и можно было ожидать, что их примеру последует множество других. Взбешенный Уолворт требовал незамедлительных действий, обещая в течение одного дня собрать несколько тысяч вооруженных воинов из семей богатых купцов, гарнизона Тауэра (в нем было 600 солдат) и наемников сэра Роберта Ноллиса, находившихся в его владениях совсем недалеко от Лондона. С такими силами, уверял он, можно разбить мятежников у Тауэра, а затем и полностью освободить от них столицу. Однако против этого плана выступил Солсбери, считавший, что стычки с вооруженными повстанцами растекутся по сотням узких улочек города и если к мятежникам присоединятся лондонские ремесленники и подмастерья — а именно этого от них и следовало ожидать, — то все будет окончательно потеряно. По его мнению, следовало всячески тянуть время, игравшее на руку королю, предоставляя дворянству в провинциях возможность собраться с силами и прийти к ним на помощь. Ведь мятежники, говорил Солсбери, темные люди, совершенно неискушенные в государственных делах; они с готовностью поверят слову короля и вполне удовлетворятся несколькими уступками с его стороны. Прежде всего необходимо начать с ними переговоры, выяснить их намерения и пообещать все, что поможет оттянуть время, ибо, чем дольше все это будет продолжаться, тем больше народ будет уставать, постепенно потянется по домам, и вскоре армия мятежников начнет таять сама собой. Вот тогда и настанет момент окончательно сокрушить их военной силой.

Пришел вечер. В наступившей темноте ярко светились походные костры и зарево догорающего Савоя, когда из Тауэра к повстанцам вышли два пожилых рыцаря, боевые доблести которых давно отошли в прошлое. Один из них нес в руках пергаментный свиток, скрепленный печатью короля. Их немедленно окружила толпа. Один из рыцарей взобрался на принесенный кем-то табурет, призвал всех к молчанию и при свете факелов прочел обращение короля: “Пусть крестьяне с миром возвращаются по домам, и король им все простит. Дома они изложат свои обиды и просьбы на бумаге и перешлют ему… Король вместе с лордами и членами Совета рассмотрит их и примет такое решение, которое будет на благо ему, народу и королевству”*.

* Anonimalle Chronicle