Английские бунтари

Даже единственная отрада моряков, единственное светлое пятно в беспросветной череде суровых будней — ежедневные полпинты разведенного рома, — и та омрачалась вполне реальной перспективой порки за малейшие признаки опьянения. Постоянно расширявшийся королевский флот требовал “пушечного мяса”, а его не хватало, несмотря на огромное количество разбросанных по стране призывных пунктов. Закоренелым преступникам предлагали вместо тюремного заключения служить на королевском флоте, и там их охотно принимали. Широчайшее распространение получила практика насильственной вербовки, когда специально нанятые шайки рыскали по ночным улицам и притонам, похищая подвыпивших матросов, крестьян, мастеровых, да и вообще любого зазевавшегося, тайком доставляя этих несчастных на борт подрядившего их корабля. Жертвы подобной вербовки порой годами не могли вернуться в родные края, если, конечно, вообще оставались живы. Самым радостным событием для вербовщиков такого рода являлся приход в порт любого судна — безразлично, торгового или военного: они тут же выходили на охоту, и… многих моряков вместо родного дома ждал сильный удар сзади по голове, от которого они приходили в себя лишь на палубе чужого корабля, направлявшегося, быть может, на противоположную сторону земного шара. Еще более трагичной подчас бывала судьба сухопутных бедолаг всех возрастов и профессий, против собственной воли ставших моряками и вынужденных подчиняться суровым требованиям военного времени. О фактической у законен н ости позорной практики “черной вербовки” красноречивее всего говорит тот факт, что даже такой гуманный и прогрессивный адмирал, как Нельсон*, считал ее необходимым средством, без помощи которого не так уж много боевых кораблей флота Его Величества смогли бы выйти в море. По заходе военных судов в порт после боя или для пополнения запасов матросов обычно не отпускали на берег, ибо капитаны слишком хорошо знали, что никакой страх перед поркой или даже повешением не удержит многих из них от попытки сбежать из ненавистного плена. Ведь хотя родственникам и друзьям матросов — и конечно, портовым проституткам — разрешалось навещать их на корабле, фактически все они находились на положении узников в большой плавучей тюрьме.

* Нельсон, Горацио (1758—1805) — английский адмирал, участник более 100 морских сражений, в большинстве которых он одерживал победы. В своем последнем сражении 21 октября 1805 г . у Трафальгарского мыса (юго-западное побережье Испании) Нельсон разбил соединенные флотилии Франции и Испании, но сам был смертельно ранен. Тем не менее о его “гуманности” и “прогрессивности” по отношению к морякам можно говорить, лишь сравнивая его с реакционными адмиралами или генералами. Нельсон вряд ли видел в своих матросах и офицерах что-либо иное, нежели живой материал для достижения новых побед. Прим.ред.

Порядок и дисциплина на борту поддерживались методами, которые нельзя было назвать иначе, как чудовищными и бессмысленно жестокими. За малейшую провинность матросам грозила порка девятихвосткой (плеть с девятью “хвостами”, в которые были вшиты шипы) : два-три удара, и у жертвы лопалась кожа, еще несколько взмахов — и плеть раздирала тело до костей. Дюжины ударов — стандартное наказание за “обычные” проступки — вполне хватало, чтобы на много дней обездвижить молодого здорового моряка. За более серьезные нарушения дисциплины провинившегося могли приговорить к 300 ударам или “провести по флоту”, т.е. перевозить с корабля на корабль, подвергая порке на каждом из них, — и то, и другое практически означало смертную казнь. Французы называли пленных английских моряков тиграми, но не за их свирепый нрав, а за исполосованные, в кровавых рубцах и шрамах спины (в вооруженных силах Франции телесные наказания были отменены в самом начале революции 1789—1794 гг.).

Царившая на военных судах атмосфера безжалостной тирании неизбежно порождала чувство взаимной ненависти между матросами и командным составом. В этом отношении многое, конечно, зависело от личности капитана, с которого брали пример и его подчиненные. Имена жестоких самодуров, превративших свои корабли в “плавучий ад”, произносились со страхом и едва прикрытой ненавистью; если же среди капитанов попадался такой, кто старался относиться к матросам справедливо и милосердно, то весь экипаж его боготворил и был в буквальном смысле слова готов отдать за него жизнь.