— Ничего, — настоятельница, в молодые годы побывавшая у московитов, обожала париться, — в Аду будет хуже! За веники, грешницы![153]
После бани Катрину одели так же, как всех остальных монашек: в длинную льняную рубашку, аналав, кожаный пояс и верхнюю накидку из белой козьей или овечьей шкуры, кукуль, шапочку конической формы, и мафорий — покрова на шапочку, вроде капюшона или башлыка.
После банного ада приятная, ласковая теплота разлилась по всему телу новой монашки.
— Как ни странно, я жива! — Катрина[154]
испытала чувство незнакомого покоя. — А с каким остервенением они хлестали друг друга вениками! Я думала, что кожа моя чулком сползет, а это оказалась грязь!Глава пятая. В объятиях злой Линды
На жительство Катрину определили в келью к Линде, двадцатилетней монашке, вот уже два года запертой в стенах монастыря и весьма искушенной в плотском грехе, заведующей розгами и пивом.[155]
По распоряжению матушки Изольды, неделю Линда Катрину не трогала, чтобы страшные разрывы немного зажили. Целую неделю Линда изнывала от неразделенной страсти к новенькой монашке. Наконец, ей было позволено посвятить новенькую в тайны отношений между женщинами.
— Без рубашки легче спать, — сказала она, раздеваясь на ночь, — и ты тоже разденься! Похоже, я начинаю толстеть на должности матушки-пивоварки! — вздохнула она. — А тут еще эта обязанность по заготовке розог!
Катрина послушно разделась.
— Рыженький мой котеночек, — воскликнула Линда, любуясь новой соседкой по келье, — какая ты горячая! До чего у тебя нежная кожа!
— Бедное дитя, — повторила Линда, прижимая девушку к себе. — Я тебе по дружбе заготовлю самые прочные, самые ровные и секущие розги, когда придется принимать покаяние, и угощу пивом! Пойдем на мою кровать! Будем учиться трибадии!
Катрина оказалась лежащей на Линде, головой к ее ногам. Бедра новой подруги слегка сжали голову Катрины.
— Ну, что ты медлишь? — не в силах больше сдерживаться, Линда приподнялась и, рванув Катрину за волосы, с силой вдавила веснушчатое лицо себе в горячее лоно.
Та, уже имея опыт общения с матушкой Изольдой, угадала желание подруги и принялась вылизывать нежные части тела между ногами.
— Рыжая стерва! — не давая Катрине толком вдохнуть, монашка стала с огромной силой тереться норкой о лицо новенькой. — Не отлынивай!
Катрина протиснула свою голову между ног новой подруги, языком раздвигала щель, а губами втягивала коричневые губки. «Бедная моя покойная матушка, — подумала Катрина, забираясь языком в вонючую глубину, — да простит она меня, грешную! Кто же знал, чему придется обучаться в этой обители!» Линда сладко вздрагивала, но ласки Катрины ей не нравились. «Без огонька девочка работает!» — подумала она, рывком приподнялась и с размаху влепила Катрине звонкую пощечину.
Из глаз девушки полетели искры. Сквозь звон в ушах она услышала:
— Ты, [Непереводимое староанглийское ругательство — Прим. автора.] поганая, ты будешь лизать, как следует?
И она угостила Катрину новой пощечиной, сильнее прежней.
— Не надо! — Катрина зарыдала, прикрыв руками лицо.
— Ты так никогда не научишься! Это тебе не с Изольдой лизаться! — Линда перевернулась и села Катрине на лицо. — Лижи, да как следует! Запорю!
Катрина не могла открыть глаз: ресницы слиплись от выделений Линды, пахнущих почему-то тухлой рыбой. В нос, рот текла горько-солоноватая слизь. Язык Катрины с непривычки одеревенел и высох.
— Лижи анус, — шипела Линда, — почему тебе надо повторять все дважды?
Катрина, сунув впервые в жизни язык в анус, почувствовала, как его сразу начинало щипать.
— Глубже, ну глубже же, — Линда уже не постанывала, как вначале, а кричала в полный голос, — подстилка, я из-за тебя не могу кончить!
Лицо Катрины оказалось немилосердно сжатым между бедер строгой учительницы.
Линда вздрогнула и упала животом на кровать. Удовольствие от языка новенькой получилось слабым и никак не соответствовало недельному ожиданию.
— Открой рот! — она изо всей силы вцепилась в рыжие волосы, и посмотрела в залитое слизью и слезами лицо. — Шире! — приказала она и плюнула в него.
Девушка поперхнулась и закашлялась. Слюни, сопли и слизь потекли их рта и носа Катрины на груди, украшенные розовыми сосочками.
— Мерзавка!! — Линда рывком и вцепилась в соски несчастной монашки. — Ленивая мерзавка!
С силой она принялась сжимать и выкручивать их, отчего они моментально побагровели.
— Нет! — невероятная боль пронзила Катрину, она заплакала и схватила за руки мучительницу. — Не надо!
— С таких как ты, шкуру спускать надо! — она как тигрица бросилась на Катрину, повалила и снова села девушке на лицо.
— Смотри, вот как надо! — Линда стала теребить себе клитор, размером со спелую вишню.
«Скорей бы все кончилось!» — думала Катрина, покорно лаская языком анус.
Вдруг Линда охнула, захрипела, и Катрина ощутила во рту вонючую слизь.
— Хорошо! — Линда, тяжело дыша, замерла наездницей на лице новенькой, не шевелясь, ощущая горячим влагалищем нежный ротик.