– Развяжи меня! – она открыла глаза. – Я буду себя хорошо вести! Только позволь мне облегчиться.
Отец Джон развязал ремни, и даже не подумал отворачиваться, когда Катрина села на горшок.
– Помню, – в лице отца Джона появилось что-то зверское, – монашки, которых мы вешали, обсыкались в последних судорогах. Это возбуждает круче, чем порка! Может кого-нибудь из вас, грешниц?
– А трахать покойниц не пробовали? – Катрина с ненавистью посмотрела на мучителя. – Они такие холодные!
– Нет, предпочитаю живых! А теперь, дорогая, продолжим! Говоришь, будешь вести себя хорошо и без привязи? Проверим!
Сэр Джон оттянулся как следует, выпил церковного вина и захрапел. Катрине, несмотря на боль в разорванном анусе, тоже удалось уснуть. Этой ночью ей приснился отец Гай. Его глаза покраснели и были полны глубочайшего смертельного безумия, а все тело как-то непривычно содрогалось.
– Послушай, я расскажу тебе, как меня убили! Когда я бродил по лесу, мне показалось, что ко мне приблизилась небесная сильфида, явившаяся в образе моей матери. Я бросился к ней, но был задержан призраком голой девушки с петлей на шее.
– Не ходи за ней! – сказала она и указала на западную звезду.
Я не послушался, а зря! Внезапно послышались громкие крики, сильфида приняла облик демона и вывела меня на разбойников. Я дрался как лев, убил троих, но их было слишком много! Впрочем, для меня не все потеряно».
Рано утром проснувшись и посмотрев на спящую, отец Джон почувствовал очередной прилив желания, его пальцы коснулись горячих щек и провели по пересохшим губам, она улыбнулась во сне.
Ему очень хотелось отнести эту улыбку на свой счет.
«Вот, я стала женщиной еще раз!» – подумала Катрина, увидев на простыне следы крови.
Глава двенадцатая. Конклав мертвецов
«Ведь именно ты по наущению дьявола первой нарушила божественную заповедь, сорвав с запретного дерева плод.
Именно ты соблазнила того, кого не сумел соблазнить дьявол. Ты с легкостью осквернила человека, это подобие Бога; наконец, исправление вины твоей стоило жизни сыну Божьему»
Три дня после визита отца Джона прошли спокойно.
– Реликвию отдам, – пообещал он настоятельнице, – в другой раз. Катрину до меня не пороть! Пусть отдыхает!
О договоре с приором матушка Изольда ничего измученной монашке не сказала.
– Ты уже выучила все заклинания, – покойный отец Гай снова пришел к ней во сне. – Теперь пора за дело!
«Значит – пора!» – решила монашка.
Была глухая полночь. Все в монастыре давным-давно удалились почивать, раздавался только унывный голос сторожевой собаки, тоскливо воющей на ущербную луну. Катрина оставалась в состоянии глубокой задумчивости. Свечи, горевшие на столе, за которым она сидела, потухли, и дальний угол кельи был уже почти невидим. Часы монастыря пробили двенадцать, и звук мрачно отозвался эхом в торжественной тишине ночи. Когда Катрина открыла дверь старинного склепа, снизу ударил луч света. Полагая, что это всего лишь лампа матушки Доры, исполняющей обязанности ризничего, монашка отошла за дверь, и стала ждать, когда та уйдет.
Как в ней уживались две совершенно разные женщины, она и сама толком не могла понять.
– Да простит меня душа несчастного сэра Гая, – шептала она, зажигая украденную в церкви свечу, – приезжал к нам приор, высек, а потом выбрал меня, чтобы не скучно было спать! Ну, согрешила я, но и он тоже…
Однако Дора не появилась. Монашка, устав от ожидания, в конце концов, спустилась по неровным ступеням, ведущим в мрачные глубины. Ни одной живой души в склепе не было.
– Пора! – девушка начертила мелом на полу пентаграмму. – Будь что будет!
Как только она прочитала первое заклинание, то сразу поняла, что хорошо знакомая обстановка претерпела полное превращение.
– Не может быть! Подействовало! – девушка вышла за пределы пентаграммы, чтобы лучше посмотреть на так хорошо знакомую обстановку склепа. Девушка была тут не раз, и казалось, знала убранство сей обители мертвых так же хорошо, как свою убогую келью. Все здесь было знакомо взору. Какой же трепетный ужас охватил Катрин, когда она поняла, что обстановка склепа, которая всего лишь этим утром была совершенно привычной, изменилась, и вместо нее явилась какая-то новая и чудная!
Тусклый мертвенно-бледный свет наполнял помещение, позволяя монашке видеть, как поднимаются крышки гробов и нетленные тела давным-давно похороненных братьев садятся в домовинах, а холодные лучистые глаза смотрели на разбудившую их к жизни монашку с безжизненной твердостью. Их высохшие пальцы были еще сцеплены на груди, а головы пока неподвижны.
«Не может быть!» – это зрелище поразило бы самого отважного человека. Сердце монашки дрогнуло, хотя она и читала в черной книге о силе пентаграммы и заклинаний.