– Да, – Джейн села на кровати, – член у него не каждый день мог подняться, так он ласкал меня пальцами до полного изнеможения. Бывало, положит меня на спину, два пальца введет во влагалище, а большим пальцем начинает тереть там, где губы срастаются, и живет горошинка…
– В этом грехе ты мне не каялась! – Матушка строго посмотрела на Джейн. – Потом расскажешь мне во всех подробностях, а сейчас продемонстрируй, как ласкал тебя дед!
Матушка Изольда окончательно убедилась, что не зря дала приют ночной гостье. Неумелая ведьма трижды сумела доставить монахине неземное блаженство.
“Ох, и нашла же я приключение на свою голову! – Думала Матушка Изольда, засыпая на плече у Джейн. – Даже половины того, что я услышало, хватило бы для того, чтобы предать и монастырь и меня, грешную Anathema Maranatha![140]
”. – Не проспать бы заутрени!За окном появились первые лучи солнца.
Под утро в замке сэра Шелли поднялась суматоха, послышались оклики часовых, зазвенело оружие, застучали копыта. Начались поисками пропавших, вскоре сменившиеся рыданиями родственников погибших. Под их предводительством разъяренные жители сожгли дом Джейн и разграбили немудреное имущество. Весть о том, что произошло в замке, матушка Изольда получила только через три дня. «Ох, приютила беду на свою голову! – думала она, молясь за упокой душ сэра Шелли и его людей. – Впрочем, Авраам пополнил запасы нашего погреба замечательным испанским вином, а заплатила я из кошелька этой грешницы!»
В монастыре жизнь текла своим чередом. Судебным исполнителям не пришло в голову искать виновницу гибели Стаффорда в монастыре. До сих пор, хотя с момента страшной смерти сэра Шелли прошло больше 500 лет, место это словно пребывает под каким-то заклятием, заворожившим умы местных жителей, которые живут в мире грез наяву. Вся округа изобилует сказаниями, «нечистыми местами», суевериями. Говорят, до сих пор в округе в полнолуние появляется собака-волк и призрак сэра Шелли со своими охотниками.
Впрочем, матушка приняла свои меры безопасности. Джейн сидела в подвале, радуясь одиночеству, монастырскому пиву и вкусному свежему хлебу. Матушка Изольда, исповедав грешную привратницу, решилась отложить наказание, чтобы преподать за одно новенькой труднице урок монастырского послушания.
Глава восьмая. Наказание грешной привратницы
Джейн, освобожденная из подвала, занялась ревизией кухни. Ох, и досталось от нее послушницам, не проявляющим должного рвения.
– Вы не моете котлы должным образом, вот и пиво скисает и мутнеет! – Шумела она. – В печке зола не выметена! Так только мышей и тараканов разводить!
Впрочем, только одной угрозы доложить матушке Изольде о творящихся безобразиях хватило, чтобы те со всем рвением принялись наводить матросскую чистоту.
– Только не жалуйтесь! Матушка выпорет!
Джейн знала, что для воспитания в монастыре использовались розги, и реже, треххвостая плетка. Матушка Изольда оправдывала частое применение розог, ссылками на Библию.
– В библейской трактовке грехопадения, – проповедовала она сестрам, – Ева нарушила заповедь, данную Богом, и склонила к греху Адама. Именно ее, а не мужчину, смог прельстить змей-дьявол. Большая виновность женщины доказана и тем, что Господь определил большее наказание именно ей – в скорби и болезнях рожать детей. А мы принимаем покаяние с помощью молитв и терзания грешной плоти.
Приспособлений для наказания было всего три: кольцо, ввинченное в потолок трапезной, старая дубовая скамейка, и аналой в церковном алтаре, принимающий на себя провинившихся в особенно торжественных случаях.
Порка несчастной привратницы, заснувшей на посту, особой торжественностью не отличалась: матушка Изольда решила, что розог, и кольца в пололке будет вполне достаточно.
– Грешниц полезно пороть в положении стоя, – матушка Изольда руководила процессом подготовки привратницы к наказанию, – как говорили отцы иезуиты, ex necessitate![141]
Кстати, они были большие мастера в этом деле![142]Линда, недавно присланная в монастырь, еще ни разу не получала публичной порки, и дрожала от страха. Глазами, круглыми как пуговки она с ужасом смотрела на мокрые длинные прутья, связанные в тонкие пучки, кольцо в потолке и цепи, предназначенные для ее тела.
– Я не позволю бить себя! – Гордая осанка и взгляд выдавали в ней отпрыска голубых кровей, но в монастыре все равны.
– Раздеть грешницу! – Коротко приказала матушка, увидев, что послушница не собирается раздеваться сама.
Джейн, присутствующая при наказании, тоже впервые, увидела, как три монахини ловко быстро выполнили приказ. Лишившись бесформенного монашеского одеяния, послушница оказалась хорошенькой девушкой лет шестнадцати.
– Virgo intacta[143]
– поняла Джейн.Волосы на голове, рыжие и непослушные, огненным дождем спадали на плечи. Оставшись в костюме Евы, послушница стыдливо прикрылась от сестер руками. Ее лобок был по монастырскому обычаю выбрит.
– А теперь цепи и кольцо! – Приказала настоятельница.