Английские письма или история кавалера Грандисона

Тогда онъ сказалъ тремъ женщинамъ, чтобъ онѣ подошли по ближѣ, и въ то время я гораздо лучше разсмотрѣла ужасной его видъ нежели прежде. Сиръ Гарграфъ также приближился. И оба несносные сіи человѣки сѣли по обѣ мои стороны, Сиръ Гарграфъ взялъ меня за руку, невзирая на все мое сопротивленіе; и въ ту самую минуту я увидѣла вошедшаго втораго священника, столь же мерзскаго вида, какъ и первой. Ето былъ по видимому тотъ, которой долженствовалъ вспомоществовать первому при совершеніи сей ужасной церемоніи. Первой тотчасъ началъ читать пагубную для меня молитву. О дражайшая моя Люція! Не стенало ли въ то время твое сердце по нещастной Генріеттѣ? Мое же колеблемо было такими движеніями, коихъ я описать не въ состояніи; и кои уподоблялися ужаснѣйшему смущенію моего разума. Мою руку держали съ такою силою, что она онѣмела. Я колебалась безполезно, и не имѣла столько духу чтобъ могла кричать. Единое сіе повѣствованіе остановляетъ мое дыханіе. Позволь остановиться мнѣ на нѣсколько минутъ, дабы собраться съ духомъ.

Я находилась почти въ совершенномъ безумствѣ. Постойте! вскричала я наконецъ; перестаньте читать… и освободивъ мою руку, я ухватилась за книгу держимую священниками, которую къ щастію моему вырвала изъ ихъ рукъ. Извините меня, Г. мой, сказала я ему; вы не должны окончать жестокаго своего предпріятія. Мнѣ измѣнили самою недостойною подлостію. Я не могу и не хочу когда идти за него за мужъ.

Продолжайте, продолжайте, сказалъ ему Сиръ Гарфафъ,взявши опять меня за руку съ чрезвычайнымъ насиліемъ. Сколь она ни жестокасердна, но я признаю ее моею супругою. Какая перемѣна, сударыня! Взирая на меня съ надмѣннымъ видомъ. Вы ли ето кроткая и учтивая Миссъ Биронъ.

Увы! любезная Люція, сіе происходило не отъ гнѣва; ето изьявляло отчужденіе ума, и заблужденіе разсудка; однако къ величайшему моему щастію я находилась въ такомъ состояніи, которое избавило меня отъ лишенія чувствъ, поелику мерзавецъ клялся, что лишеніе чувствъ спасти меня не можетъ! Продолжайте, продолжайте, возразилъ онъ повторительно, и священникъ началъ опять читать молитву. Я прервала его укоряя въ жестокомъ злоупотребленіи, имени Божія, и святости своего долга. Потомъ я обратилась къ двумъ молодымъ дѣвицамъ, прося отъ нихъ сожалѣнія, я имъ представила чѣмъ онѣ обязаны своему полу. Я требовала отъ нихътакого вспомоществованія, которое бы онѣ пожелали и для самихъ себя, естьлибъ съ ними потупили съ подобнымъ сему варварствомъ. Выраженія моей скорби были столь трогательны, что извлекли изъ очей ихъ слезы, да и сама мать казалась тѣмъ тронута. Но неимѣющей жалости Гарграфъ приказывалъ только продолжать, и я не имѣла уже другой помощи какъ только прерывать чтеніе священника каждый разъ какъ онъ начиналъ читать, я весьма удивляюсь что имѣла силу стоять на ногахъ, я вся была воспламенена. Рука моя, которая почти во все сіе время держима была руками жестокаго, и сжимаема съ чрезвычайнымъ насиліемъ стола онемѣла, что я уже болѣе ее и не чувствовала. Другую подняла я къ Небу, призывая его во свидѣтельство толь безпримѣрнаго варварства, умоляя его о смерти, и повторяя что я предпочла бы оную тысячекратно несносному моему мученію. Помощникъ, пребывавшей до того въ молчаніи, предложилъ, чтобъ мнѣ зажали ротъ, дабы я не въ состояніи была приносить моихъ жалобъ, и я не знаю, что бы могъ произвесть сей ужасной совѣтъ. Но старая госпожа опровергнувъ таковое намѣреніе съ довольною твердостію, просила Сира Гарграфа; оставить меня на нѣсколько минутъ съ нею и ея дочерьми. Такъ, такъ, сказалъ священникъ, должно оставить всѣхъ госпожъ вмѣстѣ. Нѣсколько разсужденій приводитъ иногда человѣка въ разумъ.

Сиръ Гарграфъ оставилъ мою руку; а госпожа Оберри тотчасъ взявъ ее повела меня въ ближній кабинетъ. Ея двѣ дочери слѣдовали за нами. Пришедши въ оной я совершенно лишилась чувствъ. Соль и оленій рогъ опять употреблены тутъ были къ моему облегченію. Какъ скоро женщины примѣтили что я въ состояніи была ихъ слушать; то представляли мнѣ богатство Сира Гарграфа. Я отвѣчала имъ, что оное презираю. Онѣ уважили честность его чувствованій; а я, не преодолимое къ нему свое отвращеніе. Онѣ восхваляли пріятности его вида: а я имъ сказала, что онъ глазамъ моимъ представляется самымъ безобразнѣйшимъ и ненавистнѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Наконецъ онѣ говорили мнѣ о опасности, коей я подвержена, и о великомъ затрудненіи, которое онѣ должны имѣть защищая меня еще отъ гораздо жесточайшаго поступка. Затрудненіе! вскричала я. Какъ, сударыня! развѣ сей домъ не принадлежитъ вамъ? Развѣ не имѣете вы сосѣдей и не можете просить у нихъ помощи? Я обязуюсь прислать вамъ тысячу гвиней въ сію же недѣлю тысячу гвиней, дражайшія мои госпожи! Я клянусь вамъ въ томъ моею честностію, если вы меня спасете отъ такого насилія, которому честныя женщины никогда не могутъ способствовать.