— Наверное, в том, чтобы просто помахать флагом, — ответил Чисхолм. — Видимо, начальство считает, что вынудит этим самые зловредные шайки убраться подальше, а не околачиваться поблизости в надежде просочиться в Пейл. Прошлой ночью нас атаковали из Фулхэма. Есть жертвы.
— Вот не повезло!
Чисхолм взглянул на него.
— Кому, нам или им?
— И тем, и другим.
— Моя родня тоже в Пейле. Только в Лидсе, — сообщил Чисхолм.
— По крайней мере, надеюсь, что они там. Как вы думаете, скоро все утихомирится?
Эндрю пожал плечами.
— Через месяц-другой. Или больше.
— Если хотите знать, я рад, что это не мой родной город, — заявил Чисхолм. — Наверное, я выполнял бы свой долг и дома, но здесь все-таки спокойнее.
Бронированные машины громыхали по Бейкер-Стрит со скоростью свыше тридцати миль в час. Кое-где продолжалась призрачная жизнь: в дверных проемах возникали неясные силуэты, пропадавшие при приближении патруля, из окон раздавались крики о помощи; ка-кие-то люди пытались их догнать. Неожиданно на середину улицы вышел какой-то человек и, воздев руки, преградил им путь.
— Не сворачивать! — приказал Чисхолм водителю.
В последний момент человек не выдержал и отскочил в сторону. Оглянувшись, Эндрю увидел, как он выкарабкивается из снега. Вторая машина промчалась всего в двух футах от него, но он не обратил на нее ни малейшего внимания.
После пересечения с Мэрилбоун-Роуд Чисхолм показал на окно одного из домов. Там за стеклом сидела откормленная, довольная жизнью черная кошка.
— Кто-то проглядел неплохой обед, — прокомментировал он. — Сомневаюсь, что им еще долго станут брезговать. Киска доживает последние часы.
Справа показались заснеженные просторы Риджентс-Парка.
— Что стало с животными из зоопарка? — поинтересовался Эндрю.
— Их забили накануне установления границы. Все съедобные туши были перевезены в Пейл.
— Кто же решал, что съедобно, а что нет?
Чисхолм рассмеялся.
— Тут вы правы. Но стандарты меняются довольно быстро. Думаю, сейчас кто-нибудь жует гремучую змею или дикобраза — может, жареных, а может, и в сыром виде.
Непробиваемой бесчувственности капитана оставалось позавидовать. В его деле это было ценным качеством. Эндрю заметил, как один из операторов навел камеру на тело, скорчившееся в канаве, и поддержал ему объектив, чтобы гарантировать надежную съемку. Приходилось завидовать тем, кто мог позволить себе роскошь иллюзий и самообольщения, — мясникам же не свойственны сантименты; кстати, кожаную обувь носят все, даже вегетарианцы. Хотя иллюзии и самообольщение остались в прошлом…
Теперь мимо проносились пустынные лужайки зоопарка. Между домами поднимался дым — слишком стремительно, чтобы его можно было принять за дымок от костра, на котором мирно разогревается пища. Где-то начался очередной пожар. Пожары пожирали Большой Лондон со времени учреждения Пейла; по ночам небо озарялось зловещими сполохами. Однако пока по городу еще не прокатывался огненный вал; то ли везение, то ли просто слишком много снега и льда, чтобы дать разгуляться огню.
Беда подстерегала их напротив станции метро «Кингз-Кросс». Стоило машине выехать на перекресток Каледониэн-Роуд и Пентонвилл, как один из солдат вскрикнул: вторая машина, отставшая ярдов на двадцать-тридцать, неожиданно остановилась. Головной автомобиль вернулся назад, затормозив совсем рядом.
— Что случилось? — окликнул Чисхолм.
— Заглохли, — прокричал в ответ сержант, командовавший вторым экипажем. — Бриггс пытается разобраться, в чем дело.
Водитель поднял капот и, не поднимая головы, буркнул что-то про свечи.
— Вылезай-ка и помоги ему, Сэнди, — приказал Чисхолм своему водителю.
Когда умолк второй двигатель, воцарилась тревожная тишина. Здесь, на пересечении пяти улиц, они были как на ладони. Эндрю поделился своими опасениями с Чисхолмом.
— Верно. Но все-таки открытое пространство предпочтительнее. Нас не смогут застать врасплох. — Капитан обвел взглядом безмолвные строения. — Идиллия, не правда ли?
Идиллия продолжалась до тех пор, пока не появились люди. Сперва их было немного, и они невинно стояли в дверях и на углах улиц, откуда можно было незаметно улизнуть. Однако постепенно число зевак росло, они становились все смелее. В двадцати ярдах от замерших машин на мостовую вышел мужчина, потряс кулаком и принялся осыпать оскорблениями неподвижно наблюдающих за ним солдат. Эндрю чувствовал, что Чисхолм с трудом сдерживает гнев. Однако приказа стрелять не прозвучало.
Как ни странно, крикуна образумили его же товарищи. Вняв их призыву успокоиться, он умолк и неуклюже заковылял к тротуару. Однако тут же, словно по условному сигналу, к машинам устремились доселе молчавшие фигуры. Люди имели мирные намерения — более того, пока они демонстрировали дружелюбие.
Вперед выступил низкорослый человечек в драном пальто:
— Хотите помогу, командир? Я разбираюсь в двигателях — как-никак, работал в гараже.
Пытаясь скрыть тревогу, Чисхолм ответил:
— Спасибо, мы справимся сами.
В толпе оказались по меньшей мере три женщины. Одна из них, здоровенная особа лет пятидесяти, радостно прокричала: