Английский раб султана

— Хорошо. Помните, что сказал Аллах: "Воистину, те, которые сражаются против Аллаха и Его Посланника и стремятся сотворить на земле нечестие, в воздаяние должны быть убиты или распяты, или у них должны быть отсечены накрест руки и ноги, или они должны быть изгнаны из страны. Это будет для них позором в этом мире, а в Последней жизни для них уготованы великие мучения". И так будет — Аллах поможет своим воинам на Его пути против презренных обезьян.

Вскоре вошли трое: два грека и высокий полный белокурый немец лет сорока пяти, пали ниц перед султаном; Мизак представил их дивану придворных:

— Деметриос Софианос: человек тончайшего ума и изящный расставитель мысленных силков; он поплывет послом на Родос, как бы представляя карийского правителя Зизима. Антоний Мелигалл, почтенный родосский житель, к сожалению, пришедший в последнее время в крайнее разорение и надеющийся при благословенной власти великого падишаха над Родосом поправить свои дела, за что обещает служить честно и добросовестно. Разумеется, он может быть неоценимым советчиком при осаде. И только один человек может быть еще полезнее — тот, кто сам укреплял Родос, а это не кто иной, как великий мастер Георг Фрапан, уже почти двадцать лет верно служащий великому падишаху, перейдя под его победоносные знамена из хиосского гарнизона. Не счесть бомбард, пушек, кулеврин и серпентин, отлитых им для непобедимых османских войск, львиным рыком своим устрашающих ряды неверных и разрывающих их телеса губительным огнем.

— Изящно представил, Мизак-паша, нечего сказать. Но я добавлю главное, — изрек султан. — Я просил многих начертить мне укрепления Родоса, и вернейший чертеж изо всех представил мне Георг. Пригодились, конечно, и остальные для того, чтобы, как говорится, сверить; кто бывал на Родосе, высоко оценили точность чертежа Георга. Вот полюбуйтесь, как эти ценные знания были привнесены в жизнь! — прокомментировал Мехмед появление в диване большого деревянного макета родосской крепости.

Рой сановников с любопытством окружил макет. Кто-то заметил, что работа, безусловно, проделана большая, однако за двадцать лет многое изменилось.

— Отвечай, Георг, — повелел султан, и тот на безукоризненном турецком языке сказал:

— Безусловно. Д’Обюссон потом много потрудился, будучи еще главным орденским инженером, однако несомненно и то, что расширение рва и возведение некоторых бастионов несильно поможет крепости противостоять артиллерийскому огню базилик великого падишаха. Некоторые их башни до сих пор прямоугольны, что естественно, если рассчитывать их против требушетов — но пушками их легко расколоть. Новые круглые башни — Петра, Павла, Богоматери, Святого Николая в порту — тоже не устоят. Огонь просто сроет их до основания. Уважаемый Мелигалл, полагаю, подтвердит мои слова.

— Говори! — приказал Мехмед.

— Да-да, великий падишах, мастер Георгий прав. Крепость гнилая, совершенно.

— И я, с позволения сказать, того же мнения, — добавил третий ренегат. — Мне приходилось там неоднократно бывать, и я подтверждаю, что все верно. Крепость быстро осыпется.

— Пример Константинополя говорит сам за себя, — вновь взял слово Фрапан. — Укрепления Родоса возведены по его образцу. Что сделала с ними артиллерия великого падишаха — мы прекрасно знаем и видим до сих пор. Помнится, башне у ворот, которые греки называют воротами Святого Романа, достало всего одного хорошего выстрела! А теперь добавьте, что за прошедшую четверть века крепость иоаннитов еще больше обветшала, а пушки великого падишаха, напротив, стали намного совершеннее и мощнее.

— Твоими трудами, Георг.

— Но и великий падишах не оставлял меня и мою семью своими милостями и щедротами.

— Можешь и впредь рассчитывать на них, если и далее твоя служба будет столь же полезна и плодотворна; впрочем, это касается вообще всех присутствующих. Я решил, что подготовкой экспедиции против острова займется мой четвертый визирь — Мизак-паша.

Капудан-паша смущенно кашлянул, потом осторожно спросил:

— Великий падишах обиделся на своего старого верного слугу?

Султан метнул на него гневный взгляд, и они двое прекрасно знали то, о чем не говорилось вслух. Личная трагедия омрачала взаимоотношения этих двух незаурядных людей, и Мехмед давным-давно удавил бы Гедика, если б тот не был ему нужен. Принц Мустафа, любимец отца… Как не вспоминать его, глядя на Гедика? Жена Ахмеда, красивейшая женщина и ненасытная шлюха, открылась перед принцем, идя в баню, и тот проник вслед за ней и прямо при служанках сделал свое мужское дело. Ахмет вынес скандал наружу, пав со своей женой перед султаном, требуя правосудия… Султан тогда насмешливо ответствовал ему: "Разве ты и твоя жена не рабы великого падишаха?" Но сам Мустафа повел себя, как самодовольный осел, не выказывая и тени раскаяния, и Мехмеду пришлось отдать страшный приказ, дабы показать подданным, что закон, столь им восхваляемый и пестуемый, равен для всех… Не один царь Петр казнил своего Алексея… И после этого Ахмед осмеливается задавать такой тупейший вопрос… Но надо сохранять лицо…