Яично-яблочное дело
Следующие три года нашего с Солнцевым проживания в беркширском доме прошли относительно спокойно. Если не считать того, что на наш участок периодически сыпался какой-нибудь мусор в виде пустых пластиковых бутылок, жестяных банок и целофанновых пакетов. Или того, что в газонной траве нашего садика мы однажды обнаружили отрезанную голову дикой утки. Или того, что однажды вечером кто-то изо всей силы заколошматил по входной двери. Открыли дверь, а там – никого. Или того, что однажды во время нашего отъезда нам разбили стекло окна на втором этаже…
Всё это были издержки проживания рядом с муниципальным кварталом. Чтобы пойти на глобальный шаг по перемене места жительства, требовалась совокупность многих причин и посылов. Пусть они пока накапливаются, решили мы с Солнцевым. И продолжали жить в нашей хлипкой беркширской крепости, стараясь не обращать внимание на мелкие неприятности и ценя то хорошее, что сопровождало нашу английскую жизнь.
Так мы дожили до дней, когда наша крепость перенесла ещё одну осаду, длительную и жестокую. Началась она в один поздний осенний вечер, который мы с Солнцевым досиживали на диване в гостиной. Мне как раз было пора отправляться в спальню, чтобы худо-бедно выспаться перед подъёмом на работу на рассвете следующего дня. Вдруг послышались непонятные звуки ударов предметов об окно гостиной и входную дверь. Один удар, второй, третий. Мы выскочили наружу. В наши головы прилетели очередные предметы. Улица казалась пустынной, но при тусклом свете фонарей мы разглядели мелькнувшие силуэты людей, убегающих за угол строения напротив. Палисадник и подъезд перед нашим домом оказался весь усыпан маленькими зелёными яблоками, которых на нашем участке отродясь не росло. По наружной стороне белой входной двери стекала густая жёлтая жидкость с мелкими кусочками треснувшей скорлупы.
Это положило начало серии ночных яично-яблочных атак, продлившихся почти два месяца. Анонимный неприятель осуществлял бомбардировки не каждый день. Несколько дней подряд, прожитых без артообстрела, внушали надежду, что нас, наконец, оставили в покое. Что можно уже потратить выходной день на то, чтобы очистить фасад дома от засохшего, трудно отскребаемого яичного вещества. Тем гадостнеее становилось на душе, когда около полуночи канонада вдруг возобновлялась. Мы вызывали полицию. Подолгу ждали их приезда. Телефонная дежурная по полицейскому участку оправдывалась, что машина на полицейских одна, а наркоманов в районе много, и просила подождать. Потом появлялись разные молодые бобики и бобчихи в чёрном облачении. Выслушивали наши жалобы, сочувственно рассматривали фасад нашего дома, загаженный зелёными, жёлтыми и побуревшими пятнами и подтёками. Полицейские вручали нам бумажки на подпись. И исчезали без каких-либо конструктивных идей о том, как изловить и наказать неведомых возмутителей нашего ночного покоя. Как только полицейские покидали нашу улицу, атаки возобновлялись. Жестоким шутникам нравилось играть в кошки-мышки не только с нами, своими прямыми жертвами, но и с полицией.
За время общения с полицейскими я запомнила их имена и изучила их характеры. Всех их объединяло одно – неспособность немедленно прекратить нашу пытку. Однажды они посоветовали нам купить и установить камеры наружного наблюдения. После лондонских погромов британские власти сняли запрет на фотографирование на личные камеры агрессивно ведущих себя людей. На мой вопрос, почему бы полицейским самим не установить камеры в нашей округе, чтобы поймать наконец злоумышленников, полицейские ответили, что у них нет на это бюджета.
Это был наихудший период нашей жизни в Англии. Мало что есть ужасней, чем сидеть в своём собственном доме, постоянно сжавшись в напряжённый комок в ожидании очередного подлого ночного обстрела. Я потеряла сон и стала пропускать работу. Здоровье моё пошатнулось, я дошла до грани нервного срыва. И возненавидела дом, в котором мы живём.
Через несколько недель, потеряв надежду на помощь полиции и властей, мы разорились на покупку дорогущих камер видеонаблюдения. Когда установили, обнаружили, что приборы способны запечатлевать движение только в светлое время суток. Но в темноте у камер включались красные немигающие глаза, устрашающе наставленные на улицу сквозь окна второго этажа. Возможно, эти глаза стали отпугивать ночных ядрометателей, потому что яично-яблочные атаки прекратились.
А может, вовсе и не камеры положили конец нашим мучениям. Просто сошёл на нет урожай яблок. И сырые яйца выросли в цене, став непозволительной роскошью для нерабочей молодёжи.
В районном магазине я случайно столкнулась с одной из наших многочисленных знакомых полицейских. Бобчиха радостно сообщила мне о том, что полиция вычислила и обезвредила банду подростков-хулиганов, терроризировавших весь округ яблочно-яичными обстрелами. Отраднее всего было осознать, что жертвами, оказывается, были не только мы. А то у нас было подозрение, что атакуют только и именно нас, потому что мы иностранцы.