– Ничего не бойся, я заберу тебя в рай, – мелодично проговорила она, и новоявленная Олив, казалось, поняла и заулыбалась широкой белозубой улыбкой.
На этом запись обрывалась, и Пит, смущаясь, пояснил, что возникли проблемы с батареей.
– Но это ничего, самое главное я успел заснять, – похвастался парень.
– Потрясающее видео, – похвалила я. – Почему бы тебе не попробовать сделать документальный фильм? По-моему, у тебя талант.
– Я планирую через пару лет взять главный приз на фестивале документального кино в Берлине и стать мегазвездой, – деловито сообщил он и, придвинувшись ко мне вплотную, попытался опрокинуть на диван.
– Стоп, с русскими девушками так нельзя, – отстранилась я. – Нас надо завоевывать и покорять.
Горячо дыша мне в ухо, Питер Пэн зашептал:
– Даю слово, что покорю и завоюю тебя, русская девушка.
– Ну что же, я не против, – не стала я вредничать. – Для начала можешь переслать это видео мне на почту.
– Отлично, так я узнаю адрес твоей электронки и завалю тебя признаниями в любви, – обрадовался Пит.
Я проследила, чтобы видео было отправлено, и засобиралась уходить. Репортер вызвался меня проводить, и, честно говоря, я не очень-то возражала.
Спать я легла с первыми лучами солнца, но проспала недолго – меня разбудил деликатный стук в дверь. Стучала тетя Летти.
– Прошу прощения, Агата, – пропела она под дверью. – Посыльный только что принес для тебя букет цветов. Куда лучше поставить – к тебе в комнату или в гостиную?
– Ставьте в гостиную, – откликнулась я.
И, повернувшись на другой бок, снова закрыла глаза, пытаясь уснуть. Но любопытство взяло верх, и я, наскоро одевшись и сполоснув лицо холодной водой, отправилась посмотреть на букет. В столовой сидел кудрявый друг и уплетал яичницу с беконом. Припухшую бровь приятеля перерезал небольшой шрам, прихваченный в двух местах медицинскими скобками. Подперев щеку кулачком и облокотившись на стол, Летиция Гануэй с умилением смотрела, как в прожорливом чреве Устиновича-младшего исчезают внушительные порции пищи. Посреди стола возвышался роскошный букет белых роз, и я почему-то подумала, что Борис принес его с собой, чтобы загладить вину за вчерашнее. Тем более что приятель бесцеремонно вытащил один из цветков и, обломав кусок стебля, сунул розу обратно в вазу, а отломанным фрагментом стебля принялся ковырять в зубе.
– Это ты, что ли, цветы принес? – разочарованно протянула я, но Борис посмотрел на меня так, что я тут же поняла, что говорю глупость.
– Да нет же, это не Борис! Это принес посыльный из цветочной лавки, – правильно истолковав мой вопрос, хотя он и был на русском, пояснила Летиция, поднимаясь из-за стола. – Агата, у тебя появился состоятельный поклонник, – добавила она, грозя мне пальцем.
Отчего-то мне в голову сразу же пришел репортер, и мне сделалось необыкновенно приятно на душе.
– Спасибо, было вкусно, – удалив из зубов все лишнее, учтиво склонил голову Борис. – Хоть поел по-человечески, – обращаясь ко мне, по-русски пояснил он. – А то вытолкали из больницы в шею, даже позавтракать не дали.
– Не может быть, – не поверила я.
– Очень даже может, – отрезал кудрявый друг, внимательно наблюдая за тем, как тетя Летти разливает по чашкам заварку. – К ним в хирургию самоубийцу привезли, полчерепа себе мужик из револьвера снес, но до сих пор живой, и им не до меня. Они всем коллективом за его жизнь борются.
Борька повернулся в мою сторону и удивленно сказал:
– А ты его знаешь! Это Кристофер Шерман, помнишь, ты про него в самолете спрашивала?
Внутри у меня все оборвалось. Когда я видела сэра Кристофера, он совсем не походил на потенциального самоубийцу. Неужели похищение газетного обрывка из подвала сарая могло спровоцировать столь радикальный ответный шаг?
– Эй, что с тобой, Агатка? – тронул меня за плечо Джуниор. – Ты и вправду мечтала стать леди Шерман, а теперь сокрушаешься об упущенных возможностях?
– Борь, помолчи, пожалуйста, – вспыхнула я. – Как ты можешь пошлить в такой момент?
– А чем этот момент хуже остальных? – заинтересовался Устинович-младший. – Тут что-то личное? Может, и цветочки от него?
Над входной дверью звякнул колокольчик, и хозяйка, придвинув к нам чашки с чаем, отправилась открывать. Не успела я сделать и пары глотков, как в гостиную вошла Генриетта. Несмотря на раннее утро, выглядела она просто кошмарно. На сером от недосыпа лице женщины горели запавшие глаза, короткие волосы торчали в разные стороны, мятая полицейская форма висела мешком. Казалось, Генри за одну ночь сбросила килограммов десять, но я бы не сказала, что это пошло ей на пользу.
– Кристофер Шерман признался в двух убийствах, – устало проговорила она, опускаясь на стул. – Это он убил Роберта Гамильтона и Сьюзен Наварро. Тетя Летти, нет ли у тебя чего-нибудь выпить?
– Боже мой, Генриетта, ты же на службе, – всплеснула руками старушка.
– Плевать, – отрезала полицейская дама. – Я только что допрашивала человека, у которого нет затылка! Думаешь, это легко?