Англо-бурская война. 1899-1902

Непосредственно к участникам набега президент проявил великодушие. Возможно, его сердце смягчилось в отношении людей, которым удалось дать ему права и завоевать для него сочувствие всего мира. Его собственное нетерпимое и жесткое обращение с иммигрантами было забыто в свете этого противозаконного вторжения. Оно настолько затмило истинные проблемы, что понадобились годы, чтобы их снова увидеть, а может, так никогда полностью и не разглядят. Было забыто, что именно дурное руководство страной являлось истинной причиной этого прискорбного вторжения. С того момента правительство могло действовать хуже и хуже, всегда имея возможность указывать на набег, который все оправдывал. Предоставить уитлендерам избирательное право? – Да как они могут рассчитывать на это после вторжения?! Британия возражает против огромных закупок вооружения и совершенно очевидной подготовки к войне? – Они лишь принимают меры предосторожности против следующего набега. Долгое время то вторжение стояло на пути не только всего прогресса, но и любых возражений. Британское правительство оказалось под подозрением и с подмоченной репутацией вследствие действий, которыми оно не руководило, а, напротив, сделало все, чтобы их предотвратить.

Участников набега отослали домой, где их совершенно справедливо демобилизовали, а старших офицеров приговорили к разным срокам тюремного заключения, что, безусловно, достаточно сурово. Сесила Родса не наказали, он сохранил членство в Тайном совете, и его «Чартеред компани» продолжила существование. Это было непоследовательно и не поставило точки в деле. Как сказал Крюгер, «…нужно наказывать не собаку, а человека, который ее на меня натравил». Общественное мнение (несмотря или вследствие большого количества свидетелей) было плохо информировано относительно правильного понимания вопроса, и стало ясно, что поскольку отношение голландцев Капской колонии к нам враждебно, то небезопасно отталкивать еще и британского африканера, превращая в мученика их любимого лидера. Но каковы бы ни были доводы в пользу целесообразности, понятно, что буров сильно возмущала (и справедливо) неприкосновенность Родса.

Тем временем и президент Крюгер, и его бюргеры проявили к политическим заключенным из Йоханнесбурга большую суровость, чем к вооруженным соратникам Джеймсона. Весьма любопытна их национальность: двадцать три англичанина, шестнадцать южноафриканцев, девять шотландцев, шесть американцев, два валлийца, один ирландец, один австралиец, один голландец, один баварец, один канадец, один швейцарец и один турок. Узников арестовали в январе, но суд состоялся только в конце апреля. Всех признали виновными в государственной измене. Мистера Лайонела Филлипса, полковника Родса (брата Сесила Родса), Джоржа Фаррара и мистера Хаммонда, американского инженера, приговорили к смертной казни. Приговор впоследствии смягчили до выплаты огромного штрафа. Другим пленникам назначили по два года тюремного заключения и штраф 2000 фунтов. Заключение было в высшей степени мучительным, его усугубляла грубость тюремного надзирателя дю Плесси. Один из несчастных перерезал себе горло, а несколько человек серьезно заболели вследствие ужасного питания и антисанитарных условий. Наконец в конце мая узников, за исключением шести человек, освободили. Вскоре за ними последовали еще четверо из этих шести, а двое непреклонных, Сампсон и Дейвис, отказывавшихся подписывать какие-либо прошения, оставались в тюрьме до 1897 года. Правительство Трансвааля в качестве штрафов получило от политических узников в целом огромную сумму в 212 000 фунтов стерлингов. Сразу после этого некоторое комичное разнообразие в столь печальный эпизод внес предъявленный Великобритании счет на 1 677 938 фунтов 3 шиллинга 3 пенса, основная часть которого проходила по статье – «моральный и интеллектуальный ущерб».

Вторжение осталось в прошлом, движение за реформы тоже, но причины, их вызвавшие, продолжали существовать. Трудно понять, почему государственный деятель, который любит свою страну, не сделал ни единого усилия, чтобы изменить положение вещей, уже послужившее причиной серьезных опасностей и с каждым годом усугублявшееся. Однако Паулус Крюгер ожесточился сердцем, и ничто не могло его изменить. Притеснения уитлендеров только усилились. Единственной инстанцией, к которой они раньше имели возможность обратиться, чтобы получить хоть какую-то сатисфакцию за свои обиды, был суд. Теперь вышел закон о подчинении судов фольксрааду. Главный судья выразил протест против подобного снижения статуса его высокого поста и в результате был смещен без назначения пенсии. Занял вакансию судья, который приговорил реформаторов, и уитлендеры лишились твердой защиты закона.