Пугающее слово «плен» тогда в советской военной миссии в Луанде никто вслух даже не решался произнести. Хотя оно просто витало в воздухе. Лишь после того, как юаровские газеты опубликовали снимок Пестрецова в ангольской камуфляжной форме и русской тельняшке с полным указанием фамилии, имени отчества, звания и места пленения, стало ясно, что это не слухи. Кое-кто из наиболее «предусмотрительных» кадровиков миссии быстренько стал нарывать «компромат» на прапорщика, мало ли, что может быть: снимок то в форме, да и звание указано. Тут и до измены недалеко…
Но не был Николай Федорович изменником. Он был героем. В плен попал раненым, да еще в перестрелке убил наповал двух южноафриканских солдат. За что был жестоко избит и изувечен. «Как меня до госпиталя довезли, — вспоминал Пестрецов, одному Богу известно. Поизголялись надомной добросовестно. Половину ребер переломали, раздробили пальцы на правой руке, на лице живого места не оставили, даже ноздри не забыли вырвать». Но ценный трофей — еще бы живой «советский наемник» — подлечили и доставили в военную тюрьму Йоханнесбурга.
Потянулась череда многочасовых, изнурительных допросов. Причем допрашивающего Пестрецов не видел: его голос на неестественно правильном русском языке звучал из-за ширмы. «Ты военный?», «Какое звание имеешь?», «Откуда знаешь карту минных полей?», «Почему не сдался, а стрелял в солдат армии ЮАР?». Допросы то и дело прерывались побоями и издевательствами. Периодически советскому военнослужащему устраивали психобработку: в его одиночной камере несколько раз за ночь включали оглушающую сирену. Или выводили в крытую зарешеченную галерею, чтобы продемонстрировать казни чернокожих активистов из Африканского Национального Конгресса.
Николай Федорович четко придерживался заученной на занятиях в 10-ом Главном управлении Генштаба «легенды»: авторемонтник с калининградского филиала завода ГАЗ, восстанавливал автотехнику. А стрелять из автомата каждый советский человек умеет, этому у нас детей в школе учат. Покинуть рабочее место не успел, вы же официально войну не объявляли; а как сдаваться к вам в плен, если вы жену мою убили, сволочи?! В ответ охранник выворачивал суставы только что подживших пальцев рук. Или просто катал его по полу тяжелыми ботинками.
Однажды неожиданно вместо допроса помыли, причесали, одели в тельняшку и чистую фапловскую форму, потом привели фотографа. Эту фотографию, видимо, и опубликовали потом в газетах. А что касается звания (в статье Пестрецова нарекли по-английски «warrant officer», что, в принципе, соответствует званию «прапорщик»), то его вполне могли сообщить захваченные юаровцами ангольские военнослужащие 11-й бригады, которые хорошо знали советского «автомастера на все руки».
Потом был суд. «Южно-Африканская Республика против Пестрецова Н. Ф.». Никакой защиты, только обвинение. Короткий, как выстрел приговор: за убийство солдат армии ЮАР — 100 лет каторги. Но Николай Федорович верил: далекая Родина помнит о нем, его не бросят, помогут. Не знал он только, что на все запросы МИДа направляемые окольными путями (между странами не было дипотношений) ответ был один: «среди заключенных не значится».
Однажды блеснул луч надежды. В камеру к Пестрецову пришел тюремный начальник. Показал тельняшку, в которой тот попал в плен: твоя? Кивнул утвердительно. Ты десантник? Пестрецов пожал плечами, пусть думают, что хотят. Визит имел неожиданное продолжение. Той же ночью его перевезли из Йоханнесбурга в тюрьму Кейптауна. Сняли кандалы, впервые за многие месяцы заключения по-человечески накормили, дали сигареты. А когда в камеру принесли радиоприемник, Николай Федорович и вовсе воспрял духом.
А случилось вот что. Один из боевых кораблей Северного флота, несших боевую службу в Южной Атлантике, ожидал в нейтральных водах близ Кейптауна танкер для дозаправки топливом. Танкер шел из Луанды, но из-за шторма запаздывал. А БДК мозолил глаза юаровской береговой охране. Та закидывали начальство тревожными телеграммами. Какой-то не шибко головастый начальник связал появление у берегов своей страны мощного боевого корабля ВМФ СССР с десантом на борту с заключенным советским военнослужащим. И юаровцы… испугались! Они перевели пленника поближе, чтобы в случае чего, видимо, обменять его на свою безопасность.