Ангола: неизвестная война

Я отнюдь не хочу придать позитивный смысл термину «наемник» (в значении «mercenario»). Однако нельзя не заметить, что есть некая несправедливость в том, что, когда речь идет о западных профессионалах военного дела, работающих по контрактам за рубежом, чаще употребляют именно его. Наших же «спецов», пошедших горячие точки Африки, Азии и Латинской Америки именуют «воин-интернационалист».

Поэтому «вредность» таких рассуждений состоит как раз в другом. В нежелании посмотреть в корень проблемы. А он — в признании профессионального статуса наших советников и специалистов. И если отбросить ложную стыдливость, порассуждать, то наши «воины-интернационалисты» вполне подпадают под статус «иностранного военного наемного специалиста». (Умышленно избегаю употребления экспрессивно окрашенного термина).

Не хочу сравнивать наших советников и специалистов, скажем с «дикими гусями» из одноименного кинофильма с Роджером Муром в главной роли. Кстати цель то у наемной команды из фильма была весьма благородная: спасти законного президента африканской страны, свергнутого его оппонентами. Или с тем же Питером Маккализом. Просто думаю, что пришло время назвать вещи своими именами. Согласитесь, что «воин-интернационалист» — термин, которым по сей день именуются тысячи советских и российских военспецов, проходивших службу в Африке, Азии и Латинской Америке, мягко говоря, не соответствует их реальному статусу. Термин «ветеран локальных войн и вооруженных конфликтов» отражает скорее факт пребывания в стране или регионе, но не определяет статуса.

В данном случае вопрос терминологии носит принципиальный характер. От него зависит оценка труда этих людей. В советское время государство, прикрываясь идеологизированными постулатами о «выполнении интернационального долга», «братской помощи народам, борющимся против империализма» беззастенчиво обирало своих граждан, направляемых в качестве советников и специалистов за рубеж. Их денежное содержание назначалось произвольно, иностранная валюта на руки не выплачивалась, а переводилась в чеки «Внешпосылторга», имевшие ограниченное хождение. Из оклада по должности и воинскому званию, положенному офицеру, прапорщику по закону, изымалась в пользу государства значительная его часть. Никакие страховки на крайний случай не предусматривались.

Помнится в начале 80-х при оформлении очередной «длительной зарубежной командировки» в «жаркую» в прямом и переносном смысле страну, один из моих друзей попробовал поинтересоваться у кадровика 10-го Главного управления ГШ условиями контракта. «Какой контракт? Ты, что старлей, наемник, что ли? Е-дешь вы-пол-нять ин-тер-на-циональный долг. А при этом тебе государство еще и деньги платит. Понял?», — таков был ответ.

Можно привести немало случаев, когда отсутствие полноценных личных контрактов приводило к невозможности компенсационных выплат в случае смерти, ранения или пленения. Тот же Пестрецов за 15-месячное пребывание в южноафриканском плену не получил от советского государства ни копейки. Мой однокашник и коллега Сергей Антонов, прошедший Анголу и Мозамбик, будучи наблюдателем ООН в Руанде в 1994 году получил пулю в бронежилет и едва не стал инвалидом. Никакой денежной компенсации ему выплачено не было.

«Вольности» с оплатой наших военспецов за рубежом продолжаются и по сей день. Например, российские офицеры-наблюдатели ООН в отсутствии личного контракта по сравнению со своими коллегами из других стран получает за ту же работу значительно меньше. Труд же российского майора или капитана, который в обход Министерства обороны смог заключить персональный контракт с ООН, оплачивается на порядок выше, он имеет солидные (и реальные в отличие от «воина-интернационалиста») льготы, а по истечении контракта, его ждет немалая пенсия. Правда, для этого ему нужно многих «подмазать» и уволиться из армии. Поэтому мне кажется, что за игрой формулировок скрывается нечто больше — нежелание признавать профессиональный статус наших военных советников и специалистов, работавших за рубежом. Все они являются военными профессионалами. Именно так и предпочитает называть себя и своих товарищей небезызвестный Робер Динар. Он, кстати, тоже не любит слова «наемник».

Его тщательно избегали и американцы, когда разворачивали свою программу помощи ФНЛА и УНИТА. Тогдашний представитель ЦРУ в Анголе Джон Стоквелл свидетельствует, что его руководство категорически запретило в переписке и разговорах упоминать слово «наемник», и предписало употреблять вместо него термин «иностранный военный советник».

Некоторые особенности национальной советнической деятельности