Ангулем

Второй – более трагичен по духу, а следовательно, заслуживает и большего уважения, хотя, к сожалению, не у критиков. Может быть, по той причине, что героиня, тоже Поулина (Поулина Вичура), хотя это более интересный и сложный образ, пользовалась в свое время большой известностью, да и до сих пор не забыта. Возникала своего рода конкуренция меж­ду романом-бестселлером и более жестоким телефильмом-биографией. Мисс Вичура была служащей Департамента Благосостояния в Атланте, штат Джорджия, и глубоко окунулась в проблемы окружающей среды и народонаселения как раз перед введением системы РЕГЕН­ТОВ, когда любой и каждый мог на законном основании учинять брожение своей закваски. Поулина решила, что с этим надо что-то делать, а именно – самой заняться уменьшением на­родонаселения, но вести дело так, чтобы и комар носа не подточил. Когда в посещаемых ею семьях появлялся ребенок сверх троих – что, скорее из великодушия, она определила как верхний лимит, – ей приходилось искать какой-нибудь не бросающийся в глаза способ вер­нуть эту семью к оптимально-минимальному пределу. С 1989-го по 1993 год в дневнике Поулины (изд. Рэндом Хауз, 1994 г.) зафиксировано двадцать шесть убийств плюс четырна­дцать неудачных попыток. Кроме того, в соответствии со статистикой Департамента Благо­состояния, количество абортов и стерилизаций по ее рекомендациям в опекаемых семьях было наибольшим по США.

– И это, думаю, доказывает, – объяснил как-то после уроков Маленький Мистер Поцелуйкины Губки своему другу Джеку, – что убийство, как форма идеализма, не обязательно должно быть убийством какой-нибудь знаменитости.

Но идеализм, конечно, только полдела; вторая половина – любопытство. А за идеализ­мом, так же как за любопытством, вероятно, кроется еще одна своя половина – главная дет­ская потребность поскорее вырасти и кого-нибудь убить.

Они остановили свой выбор на Баттери, потому что:

1)   ни один из них обычно сюда не заглядывал;

2)   это шикарное место, но в то же время весьма неприятное и гадкое;

3)   парк кишмя не кишит народом, по крайней мере когда ночная смена угомонится воз­ле своих машин в башнях. Ночная смена редко выползает жевать сандвичи на скамейках;

4)   потому что здесь так красиво, особенно сейчас, в начале лета. Темная вода, хромиро­ванная нефтью, шлепает об укрепленный берег; тишина, внезапно охватывающая Верхний залив, иногда становится настолько громадной, что можно различить любой скрывающийся за ней звук большого города, мурлыканье и дрожь голосов небоскребов, таинства содрога­ния скоростных автомагистралей и время от времени прорывающиеся ниоткуда вопли, эти подголоски главной темы мелодии Нью-Йорка; голубовато-розоватые закаты солнца за ви­димым здесь горизонтом; умиротворенные морем лица с неизгладимой печатью близости смерти людей, сидящих на выстроившихся ритмическими рядами зеленых скамейках. Поче­му-то даже статуи выглядят здесь красивыми, словно каждый сразу же поверил в них, как, должно быть, люди верили в святые мощи в монастырях много-много лет назад.

Его любимцем был гигантский орел-убийца, складывающий крылья в самом центре монолитной глыбы Мемориала солдатам, морякам и летчикам, погибшим во второй мировой войне. Самый, вероятно, большой орел на всем Манхеттене. То, что рвут его когти, наверня­ка самый громадный артишок на свете.

Ампаро, которая согласна с некоторыми идеями мисс Коуплард, нравятся более гуман­ные качества памятника Верраццано (с капитаном наверху и ангелом-девушкой, осторожно дотрагивающейся до непомерно громадной книги мечом), но не строителю, как всегда пута­ют, того моста, который так знатно обрушился. Об этом ясно сказано на бронзовой плите:

В АПРЕЛЕ 1524 ГОДА

ФЛОРЕНЦИИ УРОЖЕНЕЦ

МОРЕПЛАВАТЕЛЬ ВЕРРАЦЦАНО

ПРИВЕЛ КАРАВЕЛЛУ

ФРАНЦУЗСКОГО ДОФИНА,

ЧТОБЫ ОСНОВАТЬ ЗДЕСЬ

ГАВАНЬ НОВЫЙ ЙОРК,

И НАЗВАЛ ЭТИ БЕРЕГА АНГУЛЕМ

В ЧЕСТЬ ФРАНЦИСКА I,

КОРОЛЯ ФРАНЦИИ

«Ангулем», согласились все они, кроме Танкрида, которому нравились более распро­страненные и более короткие названия, более классные. Танкрид тут же лишился права голо­са, и решение стало единогласным.

Именно здесь, возле статуи, глядящей через залив Ангулем на Джерси, они дали клят­ву, которая связала их вечным секретом. Любой, с кем заговорят о том, что они намерева­лись совершить, если, конечно, полиция не подвергнет его пыткам, свято клянется своим со­ратникам хранить молчание любыми средствами. Смерть. Во всех революционных организа­циях принимали подобные меры предосторожности, на что ясно указывается в курсе истории современных революций.

***

Откуда взялось его имя: у папы была теория, что современная жизнь во всеуслышание заявляет о необходимости оживить ее старомодной сентиментальностью. Индивидуальное «я» среди многого другого, преданного забвению, мыслилось, в соответствии с этой теорией, оживлять следующим образом: «Кто мой Маленький Мистер Поцелуйкины Губки!» – ласко­во кричал папа прямо посреди Рокфеллеровского центра (или в ресторане, или перед шко­лой), а он отзывался: «Я!» – по крайней мере пока не узнал жизнь получше.